Если честно признаться, то я даже не понял, каким образом я вдруг очутился на сцене, - почему Дуремар приближает ко мне серое вытянутое лицо, вблизи, как оказалось, напудренное, почему он, будто ненужную вещь, осторожно сжимает мою правую руку, и зачем он, пошлепав губами, вставляет в нее какую-то твердую книжечку.
Если аплодисменты и были, то я их абсолютно не слышал.
Я пришел в себя только тогда, когда снова оказался на месте и нетерпеливый извертевшийся Косташ, выхватив у меня аттестат, торопливо сказал:
- Какая у тебя серия перед номером?.. "Ю"?.. Ну, значит, вместе загремели в казармы. Те, которые получили отсрочку, у тех серия "Щ". Мне отец говорил, ему рассказали в первом отделе...
- В армию, так в армию, - небрежно ответил я.
А Карл важно сказал:
- Ничего неизвестно. У меня вот серия "Б". Что это означает?..
- Серия "Б" - чиновники, - завистливо вздохнул Косташ. И вдруг как-то по-новому, уважительно посмотрел на Карла. Повезло. Наверное, родители постарались?
- У меня у самого - голова, - сказал Карл.
Они о чем-то заспорили.
До меня доходило лишь: "выслуга лет", "надбавка", "снабжение по второй категории".
Лично я никогда толком в этом не разбирался.
И поэтому когда заиграли "Гимн Великому городу", и надмирные величавые звуки потекли из динамиков, развешанных между колоннами, то я с облегчением встал, наверное, как и все присутствующие, и буквально до последней клетки своей пропитался простой и торжественной музыкой.
Я еще больше любил их всех.
А потому, когда музыка кончилась и нахлынуло шарканье ног с толчеей, свидетельствующей об окончании церемонии, то я не помчался, сломя голову, с Косташем, тут же требовательно дернувшим меня за рукав, и не двинулся вместе с Карлом, который, прищурившись, пробивался сквозь медленную толпу к какой-то ему одному известной цели, а стремительно обогнав всех по боковому узкому коридорчику, выводящему в вестибюль и значительно менее многолюдному, замер, как часовой, у фигуры крылатого бога - поднимаясь на цыпочки и выглядывая среди проходящих Ивонну.
Я был прав, она вышла одной из первых - в праздничном, с оборками платье, в черных туфлях, сияющих зеркальной поверхностью. Волосы у нее были уложены в незнакомую мне прическу, которая открывала лоб, а на шее светилась матовая нитка жемчуга.
И лицо у нее, по-моему, было в легкой косметике.
Я вдруг с некоторым ужасом обнаружил, что она, оказывается, красивая женщина.
Раньше я как-то не рассматривал Ивонну с такой точки зрения.
Мне даже стало неловко.
Однако, Ивонна, по-видимому, ничего не заметила, потому что сама, наверное, волновалась не меньше меня - осторожно приблизилась и, как будто опасаясь чего-то, тронула меня рукой за плечо:
- Не задерживайся сегодня. Я испеку пирог, попьем вместе чаю...
- Хорошо, мама, - ответил я.
- Поздравляю с окончанием школы, дай я тебя поцелую...
- Спасибо, мама...
Она прикоснулась губами к моей щеке.
Я, кажется, дернулся.
Но Ивонна уже отстранилась и, как мне показалось, очень задумчиво помахала мне на прощанье рукой:
- Так я тебя жду!...
После чего отошла к гардеробу, где клубились, прилипая друг к другу, гудящие очереди.
Я мгновенно потерял ее в этой сутолоке.
Впрочем, меня тут же толкнули и упругая, точно репка, коренастая, толстощекая Мымра, раскрасневшаяся от возбуждения и от сознания миссии, которая на нее возложена, недовольно сказала, передергивая широкими, как у штангиста, плечами:
- Меня - за тобой послали. Все уже в сборе, что ты тут прирастаешь?..
Голова у нее была в мутном колоколе волос.
- Иду-иду! - весело сказал я.
- Ну так - пошевеливайся!..
- Уже бегу!..
И вдруг неожиданно для самого себя, то ли от сумасшедшего счастья, рожденного праздником, то ли от любви, которая охватывала меня все сильнее, дал по этому колоколу звонкий бесшабашный щелбан:
- А что, Мымрочка, хочешь, я тебя поцелую?..
А затем, не обращая внимания на возмущение отпрянувшей Мымры, которая что-то забормотала, с диким радостным ржанием помчался на задний двор, где среди скамеек, перевернутых так давно, что чугунные скрепы их были наполовину скрыты землей, живописно, как охотники на привале, расположилась команда Косташа, и дон Педро, как мухомор, выделяющийся среди других своим жутким ростом, гоготал и размахивал над головой черной бутылкой без этикетки:
- Давай сюда!..