Я люблю время

Нынче, особенно в так называемых развитых странах со встроенной демократией, жизнь течет иначе. Относительно благополучная действительность вокруг – удобная штука: и обитать легко, и бунтовать комфортно. А ты побунтуй у ацтеков, там поборись за права гражданские и иные… Иногда, в разгар какого-нибудь особо выдающегося торжества, мне хотелось сбросить личину и крикнуть им: «Дурики! Что же вы творите, а? Дети малые, до навахи дорвавшиеся! Разве налоги кровью собирают? Нет, она лишь издержки мытарских усилий, но не цель их… А воспроизводиться кто будет? Воспроизводство демографических ресурсов, сукины вы карлики, тем более расширенное воспроизводство – это вам не хухры-мухры! Зарезать человеко-единицу – это даже самому смуглому жрецу на полчаса не растянуть, а выносить да родить – полные девять месяцев надобны! Да пока еще в разум и дееспособность будущий налогоплательщик войдет! А где вы теперь страх возьмете – толпу в стойле держать? Пугать-то уже нечем, а скоро и некого будет! Подумали об этом, идиоты? Сами не способны – вспомните Ежова Николай Ивановича, загляните – чем это для него самого закончилось?…» Да… Даже если бы и помнили они Ежова, что на полтысячи лет с гаком после них жил и творил совсем на другом конце Земли, не остановились бы: азарт, традиции, богобоязнь – к чему привыкли, туда и развивались. Это у них называлось: «собирать цветы». Плюс наркотизация повальная. Впрочем, остролистая кока – больше инковская культура, нежели ацтекская. Я их всех того, почти под корешок… Три тупиковые ветви, чего тут жалеть? Может быть, они думали пронять меня своими жертвами, что я заплачу вдруг и всех пожалею (не совсем уж всех, а тех только, у кого ножи рукоятками к себе)? Раз за разом я их вытравливал как клопов, от мала до велика, а новая поросль усваивала то же самое: молиться, жертвы приносить, храмы строить… Одни и те же бабочки с цветами. Что до ольмеков, что после… Что Майя, что ацтеки… Ни потехи с ними, ни сопереживания, ни радости, ни прогресса, ни перспектив. С иными я сам сладил, моментально и без посредников. Однова стукнула мне моча в голову: взревел я аки лев в пампасах или тот же вулкан в Помпеях – и нет уж с нами культуры майя. С инками я уже не был столь милостив, достали они меня хуже горькой редьки. Писарро получил от меня исчерпывающие инструкции, иначе сам бы лег на камень под жертвенный нож, да не по щадящему инковскому, а истинно ацтекскому обряду: я ему показал однажды, и он впечатлился навсегда и бестрепетно. Инки держались дольше всех и вырождались постепенно, через рабство и ассимиляцию. Они бы и сами загнили до полного вырождения, сами бы и храмы свои, и дворцы по камешку раскатали и под джунгли бы забили, в полное беспамятство, только на пару-тройку сотен лет позже, не будь на свете Азии и Европы. А так хоть – павлиньи перья в задницу и поют! И как поют! И памятники архитектуры классно сохранились. Я даже имею в виду не те, что раскопаны и загажены, но те, что пока втуне, целехонькие дремлют. Мне нравится изредка делать очумительные подарки отдельным настырным маньякам из ученого сословия, филологам всяким, археологам… Чтобы имели примеры перед глазами, завидовали черно-белыми завистями и клали свои очередные животы на алтари познания, которое абсолютно не нужно основному человеческому стаду… Не нужно, уж я-то знаю.

Я, бывало, выйду из тех дверей, что у меня в Эквадор открывались, да и побегу на юг, прямо вниз, почти по меридиану, по горной цепи, под нынешним названием Анды. Бегу себе, рот до ушей, сильный и счастливый, слуг меняю.

Горы. Вечные, равнодушные к погоде, к людским потугам собрать на их склонах каменную кучку, какой-нибудь очередной стольноград Куско. На долгую жизнь и память выстроить и поставить…

Воздух. Он так чист, хотя и скуп на кислород, что им дышишь и не можешь надышаться этой холодом обжигающей радостью, словно мертвую воду пьешь; и голова кругом, и начинаешь понимать вечность – не памятью, но как бы заново: предчувствием, предвкушением…

Небо. Синий детский надувной шарик, вид изнутри, с естественной подсветкой. Просторы, небесные и земные, там и сейчас точно такие же, и иногда мне кажется, что они надеются пережить меня.

Вздумалось передохнуть – замок тут как тут, уже человеками отстроен. Не замок, строго говоря, а очередная каменная кучка, культовое строение, с помощью которого инки осуществляли обратную связь с Кетцалькоатлем и Вицципуцли, или как их там… Хотя… Эти двое были ацтекские божества, но какая, собственно, разница, кроме культовой? Где храм – там и крыша над головой, и очаг, чтобы обогреться, отдохнуть возле него и приготовить поесть; и вообще они, человеки местные, до конца своего жалкого существования были мне очень обязаны. Впрочем человечину, в прямом понимании этого действа, я на том культурном слое в пищу не использовал. Других животных – да, ел.

– Боливар!

– Да, мой господин.