Я люблю время

Да, я помню тот день во всех красках и вспоминаю его, улыбаясь. Это я был тот воин с запада, где я действительно повоевал, в свое удовольствие и во славу Императора, и пошел побродить по свету, когда мне прискучили сражения. Это я зарубил в волнах двух здоровенных акул, прямых предков нынешних, современных… Очень похожих, только те были еще агрессивнее и бесстрашнее. Предполагаю, что на дворе в ту пору стоял юрский период. А если уж я предполагаю – то так оно и есть, хотя отличие его от современных научных представлений о Великом Юрском Динозаврическом – огромно. У нынешних акул, утверждают ихтиологи, по крайней мере, у некоторых «продвинутых» видов, есть чуть ли не зачатки социума, иерархия, стадность, а у тех древних, юрского периода, – только биологический императив: шевелится – кусай! Они бы и на тургуна бросились без колебаний и страха, вздумай он полезть вдруг в морскую воду. А тургуном местное человеческое население юрского периода называло самого свирепого и хищного динозавра, ныне переименованного учеными господами в Королевского Тиранозавра. Только вот на самом деле самец у тургунов всегда крупнее самки и никогда не наоборот. И мозги в его здоровой голове были под стать зубам и глотке: надстройка над базисом инстинктов и безусловных рефлексов – условные рефлексы ковались в этих мозгах только так! Не человек, конечно, и даже не млекопитающее, но тургун – страшный охотник и отчаянный боец, умный, короче, зверь, не рептилия безмозглая… Но как это доказать современным ученым? Туда, в Древний Мир, их не отведешь, экспонаты из одних миров в другие я никогда не ношу, а без этого они меня наголову в спорах разбивают – невежда, говорят…

Тургуны и охи-охи, продвинутые ящеры и перворожденные млекопитающие, в отличие от рыб акул, способны бояться, хотя гораздо больше причин для страха не у них, а у тех, кто с ними сталкивается, включая и акул. Но акулы как раз страха не ведают. Бесстрашие, кстати говоря, практически всегда соседствует с безмозглостью. Бесстрашие и безмозглость, альфа и омега существования какого-нибудь животного племени, типа акул, или термитов… Связка, губительная для отдельно взятой особи, но помогающая выжить виду. Даже я, не последний божок в моих мирах, не стану связываться, воевать с пчелиным роем: хоть казни их на виду у остальных, в назидание, хоть с медом ешь – остальные все равно жалить лезут. Так сказать, до последнего патрона. Значит, лучше обойти и уклониться, поскольку ни смысла, ни престижа в той победе не снискать… Был у меня приятель, военный врач, Франсуа его звали. Так он часто говаривал на эту тему: «Вшей можно победить, но лучше избегать». И в нашем полку – ему спасибо – избегали вполне успешно. Однако, смерть – хитрая вошь: все равно дотянулась до него и до многих из нас в виде иприта, во время немецкой газовой атаки…

Да, но вот акул я разделал любо-дорого, причем только с помощью секиры и хорошей физподготовки, почти без сверхъестественинщины… Пир был на весь мир, а море розово – сам едва успел с неоткушенной ж…й на берег выбежать, когда со всей морской округи «ихние» коллеги на обед припожаловали. В те времена в океане с протеином и клетчаткой было похуже прежнего и к накрытому столу никто никогда не опаздывал.

Тогда я не боялся Древнего Мира, хотя и не был безмозглым… И сейчас не боюсь… но опасаюсь. Однажды меня там доконали, уходили до смерти и мне это не понравилось: очень уж мучительно, мучительнее самого умирания, постепенное возрождение из праха и боли, когда разум уже очнулся, а остальное в стадии реконструкции; настолько все это чудовищно тяжело и страшно, что… На фиг, потом как-нибудь вспомню…

Я люблю мой Древний мир ярче и острее всего, что только у меня есть пространственно-временного, но с тех пор, как помер и воскрес, я там не бываю, только ностальгирую перед Оконцем. И вообще я подозреваю, что этот мир рухнул, исчез, остался лишь в моих воспоминаниях… Или прошел сквозь глобальные катаклизмы и выродился в современный, что вернее всего… Рано или поздно – проверю.

А когда я еще ходил-бродил по Древнему Миру, свела меня судьба с моими крестниками: и с Лином, и с его Гвоздиком-Ужасиком – оба, мягко говоря, подросли к тому времени и набрались сил… И когда на Империю и соседей накатило «Морево» – я в стороне не оставался… Это было бурное время и запредельно интересное, так что я начисто забывал о себе как о Божественном Сверхразуме, о том, что ем, пью и воюю за двести миллионов лет до начала христианско-мусульманско-иудейско-египетско-шумерского летоисчисления и что все это канет бесследно и через полбесконечности заново родится из Чрева Земного… А Хвак? Его отродье, спора, семя от побега его, встречалось мне на пути и оставило незаживающие царапины в сердце моем. Кто, все-таки, он был – Хвак этот, разрази меня чесотка?!… Ладно, и об этом как-нибудь позже.