Я люблю время

– Кто?… А… Понимаешь… Короче, я давно его знаю и у нас существует своего рода история наших взаимоотношений и тем для бесед… Приколы, ритуалы, то, сё… Вот я и догадался.

– Филя…

– Да?

– Знаешь, ты, наверное, самый умный человек, каких я только встречала в своей жизни! Нет, я серьезно! Самый мудрый, самый…

– Да ты что?

– Да. И не только потому, что ты на него глянул и в момент обо всем догадался, а вообще, по жизни.

– Ты испортишь меня незаслуженными похвалами, Света.

– Нет, заслуженными!

– Заслуженными похвалами, чтоб ты знала, испортить человека и работника еще проще. Кстати, вот этот самый Лук, с кем мы сейчас время проводили, не жалует слово мудрость, говорит, что мудрость – это идея-пенсионер!

– Как это? Почему пенсионер?

– Он так говорит, не я. По нему – любая мудрость когда-то была новой, смелой мыслью, наблюдением, идеей, впечатлением. А с годами все признали ее полезность, стали ею пользоваться и постепенно к ней привыкли, стали считать, что она всегда была, эта мысль, всем известна и всем приелась, но пока живет, за счет прошлых заслуг…

– Прикольно! Хотя я и не совсем согласна.

– Я тоже. Однако мы пришли. Вот мачта останкинского типа. Вот заветная дверь, обитая железным листом (Света увидела вдруг дверь и смутно удивилась). Вот замок. Знаю, вижу: ушел товарищ по нуждам своим, ибо замок навесной и подвешен уже. И это своевременно, и это превосходно. А вот здесь, – Фил хлопнул по боку, – ключ к замку. Предлагай же, напарник!

– Ключик в замочек, Филечка. Предлагаю тебе достать ключ и вставить… – Света вдруг покраснела до ушей и смолкла. Она, видимо, захотела поправиться в сказанном и покраснела еще гуще, но, видя, что Филарет, весь в своих думах, никак не отреагировал на ее смущение и попросту выудил из пиджачного кармана ключ, перевела дыхание и даже спросила с робостью: – А мне тоже с тобой наверх подниматься?

Странно… Только что Света подумывала о благовидном предлоге, чтобы не заходить внутрь этой мачты, а подождать Фила внизу, пока он справится с делами, подышать свежим воздухом, подставить солнышку открытые руки, так, чтобы загар ложился равномерно. Однако, отчего-то-почему-то, окружающий мир незаметно и стремительно утратил уют и негу, словно бы затаился и смотрит на них недобро и прицельно. Света не могла себе объяснить – что случилось и почему в такую мягкую погоду у нее гусиная кожа проступила, но теперь уже с надеждой ждала, что Филарет утвердительно кивнет и она с охами и всхныкиваниями, но пойдет за ним и не останется одна.

– Тебе?… Нет, я думаю, ни к чему. Видишь – скамеечка? Сядешь туда и подождешь меня, пока я сгоняю наверх, осмотрюсь, разберусь, найду, либо обнаружу отсутствие. На все про все клади пять, много, десять минут, но уж ни секундою больше. И соскучиться не успеешь.

– Филечка, но мне тут… Ты точно не надолго?… Мне страшно почему-то. Мне хочется отсюда бежать, словно мы преступники или воришки какие. Филечка, дорогой, не оставляй меня здесь одну.

– Страшно? Странно как. Странно. Обычно людишкам становится страшно отнюдь не во время отсутствия моего… А тебе страшно, без меня и средь бела дня… Страшно, страшно, страшно… Чую, но что я чую?

Фил приподнял на Свету невидящие глаза и ее пробил мгновенный озноб.

– Филечка! Что с тобой??? Я… Я… Пожалуйста, умоляю тебя, не пугай меня… Филечка, почему ты так смотришь на меня???

– Тихо. Светик, успокойся. Что? Э, не обращай внимания, дорогуша, просто мне никак не разобраться в этой перепутанице ощущений. Ну-ка, посмотри на меня? Чего испугалась, а, гусь лапчатый? Все еще боишься?

– Ой, Филечка… Когда ты ТАК смотришь, не боюсь, а до этого ты до смерти меня напугал, у меня руки-ноги отнялись… У тебя такие жуткие и чужие были… Пожалуйста, не пугай меня так больше, ладно? Да, Филечка?

– Да. Значит, так. Вот скамейка – и жди. И никуда не отходи.

– Нет! Я… не могу. Возьми меня с собой. Я понимаю, что я дура, но не оставляй меня здесь.

– Да что ты боишься? Смотри какой день чудесный: солнце, небо, травка, ветерок… – Филарет повел рукой, словно бы раскрывая ей глаза на идиллию северной природы, поселившуюся в обезлюдевшем парке, но из-под ногтей его хлестали невидимые Свете молнии, они тонкой прошвой плавили почву и песок вокруг скамейки, пока не образовали круг, несколько неправильной формы, но замкнутый, диаметром около четырех метров. – Эдак ты и меня запугаешь. У меня ведь тоже нервы шалят, поскольку я лезу в чужое учреждение почти без спросу. А ну как случайный патруль объявится? Менты сначала подберут и отметелят, а потом разбираться станут.

– Так может, леший с ними, с этими документами? Филечка, а? Мы в другой раз приедем, с Велимиром, все-таки вас двое будет? Подождем, пока твой Виктор выйдет на работу?

– Дольше разговариваем. Я мигом. Но вот что. Слышишь меня? Света?

– Да, Филечка.

– Вот скамейка. Сядь и ни под каким видом никуда ни на минуту не отходи. Понятно? А я постараюсь, чтобы тебе не было страшно.