Я люблю Лондон

– Перестань называть меня дурой! – Я незапланированно быстро выходила из себя. Это слабо сочеталось с образом новой, крупной личности. – Ты меня не знаешь. Ты не знаешь, о чем лепечешь!

– Нет, я знаю тебя, Энджел! – повысил голос Марк. – Я тебя с шестнадцати лет знаю. Я знаю твою маму, папу, знаю, что у тебя аллергия на пенициллин, что в чай ты кладешь две ложки сахара, хотя всем говоришь, что только одну, знаю, что ты обожаешь читать в ванне дурацкие журналы о знаменитостях, знаю, что ты не выйдешь на улицу в босоножках, если не сделаешь педикюр!

Он перевел дыхание и немного уменьшил громкость:

– Я знаю, что ты шла и покупала мне «Лемсип» при первых признаках простуды. Я знаю, что тебя мутит от запаха горохового пюре, но ты никогда не жаловалась, когда я его ел. Я знаю, что ты плачешь от «Обитателей холмов». Я знаю, что ты была у меня первой, и я был у тебя первым, и большей глупости от тебя я еще не слышал!

Не знаю, кто обалдел больше – я или пожилая пара за соседним столиком.

– Знает ли он все это? – Марк сжал губы в тонкую линию. – Этот Алекс?

– Да, он знает, что я легко расстраиваюсь от гибели мультяшных кроликов и что у меня достаточно мозгов, чтобы при необходимости купить лекарства от простуды, – ответила я, понизив голос. – Но вряд ли ему страшно интересно, с кем я потеряла девственность.

Марк вскочил.

– Я имел в виду, что ты была моей первой любовью! А-а, ладно.

Он неуклюже выбрался из-за стола, толкнув его и разлив свой недопитый эль.

– Ну, скажу я тебе… – подмигнул супруге пожилой мужчина за соседним столиком.

– В театр ходить не надо, – отозвалась она, поднимая свой стакан джина с лимоном.

– Да черт возьми! – Прихватив горсть чипсов, я кинулась через дорогу за этим истериком. – Так кто из нас стал американцем и ходячей мелодрамой? – Я нагнала Марка и врезала рукой ему по спине. – Ведешь себя как девчонка!

Он молча дошел до своей машины и резко обернулся с мрачной, как туча, даже предгрозовой физиономией.

– Ты идиотка, – сказал он совершенно спокойно. – Ты это знаешь?

– Случайно знаю, – ответила я. – Только не пойму, при чем здесь ты.

Он тяжело задышал, воровато посмотрел направо и налево, после чего схватил меня за плечи и грубо прижал к машине.

– Что за… – Закончить вопрос мне не удалось, потому что язык Марка оказался у меня в горле так глубоко, что он наверняка нащупал им мою печень. Это не было самым романтичным моментом в моей жизни, но на несколько секунд это снова была моя жизнь. Моя прежняя жизнь. Марк пахнул по-прежнему, ощущался по-прежнему, и это было уже слишком. – Что ты вытворяешь! – Я оттолкнула его и врезала по голове сумкой. – Совсем крыша поехала?

– Ты чего? – Он прикрыл голову руками. – Я думал, ты этого хочешь!

– Чего, твоих паршивых поцелуев? – Я продолжала лупить Марка сумкой, боясь новой атаки на мои губы, и остановилась, лишь увидев его перепуганное лицо. – Я замуж в субботу выхожу, идиот!

– Ага, и согласилась поехать со мной в паб, вся разодетая и размалеванная! – Он с отвращением произнес это слово, покрутив рукой вокруг своего лица. – И я должен верить, что ты не хочешь моих поцелуев?

Почва была зыбкая. Да, я хотела, чтобы он захотел меня поцеловать, но при этом не ждала, что он это сделает. Я хотела, чтобы он думал об этом, а потом поехал бы домой и разрыдался в ванной. Вместо этого он ухитрился создать кучу проблем. Теперь придется сказать Алексу. И матери. И собирать тампоны и тюбики бальзама для губ, которые выпали из сумки и раскатились по земле. Ну вот кому нужно семь штук губной помады и всего три тампона? Получается, мне.

– Конечно, я не хотела, чтобы ты лез с поцелуями! – Мне страшно захотелось превратиться в плюющегося динозавра из «Парка юрского периода», но отчего-то не получилось. – Не прикидывайся простачком!

– Так чего тебе надо? – Он поправил рубашку и пожал плечами. – Морочить мне голову?

Ну просто Дэнни Зуко из «Бриолина»! Мне захотелось заорать: «Ты обманщик и пустозвон! Я жалею, что вообще когда-то обратила на тебя внимание».

– Я хотела… – В голове было совершенно пусто. Не могла же я сказать, что мечтала о реванше. Или чтобы он почувствовал себя дураком. И уж, безусловно, я не могла признаться, как надеялась, что он вернется домой, поставит какую-нибудь депрессивную музыку и примется каяться, что изменял мне. Поэтому я ляпнула самую несуразную и глупую ложь, которая подвернулась на язык: – Я хотела пригласить тебя на свадьбу.

– С удовольствием приду, – процедил он сквозь зубы.

– Прекрасно! – Глаза у меня округлились, а горло сжалось. Мать твою… – Очень рада.

– Наконец-то.

От него несло крысой. Или «Мадемуазель» Коко Шанель, разбитый флакончик которой лежал у моих ног.

– Буду польщена, если вы посетите наш праздник, – сказала я, раздельно и четко выговаривая слова. – Ты и твоя прелестная подруга.

– Ты хочешь, чтобы я привел Кэти? – Брови Марка взмыли так высоко, что могли, пожалуй, зацепиться за моторы пролетавшего над нами самолета. – На твою свадьбу?