Я люблю Капри

Мы проносимся мимо приземистых вилл, будто окрашенных горчицей и каламиновым лосьоном, притормаживаем на поворотах, чтобы полюбоваться цветами с ярко-красными лепестками, похожими на щетину — ну точь-в-точь ершики для бутылок, — и кактусами, усыпанными поблекшими рыжеватыми сердечками и инициалами неведомых влюбленных. Гроздья бугенвилей сливаются в алые акварельно-размытые пятна — никогда в жизни не видела ничего более успокаивающего. В конце пути, когда я обнаруживаю, что в переводе на фунты поездка обошлась нам всего в десятку, я отдаю водителю еще пять фунтов за то, что он позволил мне разделить с ним это блаженство.

— Здесь был обычный док, — рассказывает мама, пока мы спускаемся по ступеням к воде, — а дома вокруг него принадлежали ловцам кораллов. Ты только посмотри!

Меня удивили яркие краски береговой кромки — никаких выцветших пастельных тонов: вдоль бетонной платформы выстроились в ряд свежеокрашенные в желто-лимонный и сочно-зеленый цвета домики, а вдоль них — броско-оранжевые шезлонги.

— Похоже на декорацию к мюзиклу, правда? — смеется мама.

Она нрава, так и ждешь, что сейчас появятся актеры в купальных костюмах по колено и начнут выделывать танцевальные па и прыжки, шлепая пляжными мячами. К сожалению, никто не появляется — только на воде кое-где подпрыгивают, как буйки, несколько голов в купальных шапочках.

— Ты здесь когда-то купалась? — спрашиваю я маму.

— Я предпочитала бухточку вон там, дальше, — отвечает она. — Пойдем…

Сначала, кажется, что мы идем в сторону заднего двора «Ристоранте Чиро», но неожиданно показывается потайная дорожка, ведущая на уютный галечный пляж. Низкая шероховатая арка на несколько футов заходит в море, льдисто-зеленая, как мятный лосьон, вода закручивается водоворотами вокруг ее лап, и когда она со шлепком ударяется о скалы, вверх взлетает мятно-зеленоватая пена. На вид она такая освежающая и стягивающая поры, что мне тут же хочется нырнуть в нее. Мама инстинктивно направляется к кучке прибрежных магазинчиков, торгующих розовыми ковбойскими шляпами и посеребренными морскими ракушками. Я остаюсь у арки. Маленькая девочка неподалеку изучает пушистую местную флору, старательно уклоняясь от шипастых лап алоэ-вера. Только когда она спускается ниже, я замечаю, что неподалеку в скале примостилась школа дайвинга. Я бы и не разглядела ее, если бы не мокрые водолазные костюмы, развешанные на зазубренных скальных выступах.

Я сбрасываю обувь и на цыпочках подхожу к воде, разглядывая, сколько самых неожиданных цветов прячется в серой на беглый взгляд гальке. Как будто кто-то во время ссоры вышвырнул в окно всю посуду и она разлетелась на мелкие осколки, превратив в мозаику весь этот берег. Я подбираю камушек — грубая терракота с одной стороны и гладкая синева с белыми крапинками — с другой.

— Как звезды в солнечный день! — говорит Люка, незаметно оказавшись рядом со мной.

Это не мужчина, а воплощенная поэзия.

— Ким! Ким! — толкает меня Нино, он же Ринго, как будто понимает, что главная его забота — заставить меня оторвать взгляд от его отца. — У меня для тебя подарок — смотри!

Он протягивает мне коричневый бумажный пакет размером с обувную коробку.

— Открой! Открой! — настаивает Нино.

Я разворачиваю бумагу и вытаскиваю упаковку печенья «Ринго».

— Боже мой! — Я тронута до слез. — Спасибо!

Я притягиваю к себе несъедобного Ринго. Он

обнимает меня так крепко, что наши сердца почти соприкасаются.

— Попробуй!

— Хорошо, — соглашаюсь я, но сначала читаю вслух надпись на упаковке: «Il biscotto-snak — Di Qua Bianco e di la Nero con Dentro tanta Crema Golosa!»

Помесь молочного крема с бурбоном, решаю я и надкусываю печенье.

— Ким, что ты делаешь? Ты же только что позавтракала.

Знакомьтесь, моя мама — большая мастерица испортить удовольствие. К собственному несчастью, у этой женщины дар пробуждать во мне самые темные стороны характера. Но я не хочу, чтобы Ринго и Люка узнали, какой я бываю раздражительной, поэтому я спокойно объясняю, что это подарок, и предлагаю ей тоже попробовать.

— Да! Да! Обязательно! — настаивает Ринго.

Я с удовлетворением наблюдаю за мамиными мучениями, потому что знаю: для нее сахар — это чистый яд, она убеждена, что ее зубы сгниют, если она тут же не раздобудет зубную щетку.

— Все готовы? — спрашивает Люка.

— Мне нужно на секундочку в дамскую комнату, — говорит мама.

— Хорошо. София ждет у скалы — там и встретимся.

О. нет. Нет! Только не его жена. Когда она вернулась? Я не хочу с ней встречаться. Если она окажется красивой, красота ее будет мне мукой мученической, а если она — уродина, это ранит меня еще сильнее, потому что уродство ее будет означать, что их связывает нечто более сильное, нежели очарование внешней прелестью. И все-таки, пожалуйста, пусть она лучше будет уродиной. Пожалуйста. Пожалуйста.

Мимо школы дайвинга мы поднимаемся по ступеням на скалистый мол.

— Это место известно как Ло Скольоделле Сирене — Скала Сирен, — сообщает мне Ринго. — Возможно, именно здесь Сирены искушали Одиссея…