Я куплю тебе новую жизнь

Смотрел на Стасю, и сердце в груди рвалось от исступления. Прожигал ее взглядом с неприличной продолжительностью. Непомерно, ненасытно пил ее запоем.

Его принцесса, в воздушном платье цвета нежнейшего айвори, до греха красивая. Сладкая. Терпкая. Спелая.

Незаметно сглатывая, примирялся с сопливой запредельностью этих сентиментальных мыслей.

Сжимая в руке холодные девичьи пальчики, бережно привлек Стасю к себе. Плавно качнул в сторону, направляя ее движения. Этот танец, будто еще одна незримая ступень, невзирая на циничные предрассудки Аравина, навсегда осядет в его памяти.

По прошествии времени, уже мог осмыслить то, что Стася не захватывала его врасплох. Она ему изначально была предначертана. И неважно, что Егору пришлось отдать взаймы.

Отрывисто выдыхая, едва заметно прошелся губами по Стасиной коже. Долгожданная близость пьянила голову. Вынуждала разлетаться эмоциями. Чувствовал, как Стася инстинктивно жмется к нему теснее. Как медленно поднимается ее ладонь к его шее, касаясь голой кожи.

– Егор... – ласково выдохнула Стася, – я...

– ...скучал по тебе, – закончил он за нее, на мгновение хватая влажными губами ее кожу ниже уха.

И по спине Стаси будто слетели тысячи пушинок. Сердце запнулось в груди. Все внутри перевернулось. Легкий вздох стремительно покинул губы. Удерживая стабильное равновесие, вцепилась пальцами в крепкие плечи Аравина.

– Если бы мы были одни, было бы значительно лучше.

– Если бы мы были одни, ты бы уже была раздета, – нескромно заявил Егор. – Лучше наслаждайся своим праздником, принцесса. Своей фантастической красотой и вниманием публики.

– Значит, считаешь, что я фантастически красивая? – ухватилась за его слова Стася.

– Да.

– А без платья и прически не такая фантастическая? – улыбалась Стася, немного расслабившись.

– Без платья ты, Сладкая, губительна.

– Правда?

– Правда. Сердце сразу в хлам.

– Ладно, Егор. Я тогда пока останусь в платье. А изводить тебя буду позже.

В мыслях Аравина громким шорохом пронеслись другие ее слова: «Напоказ тебя, Аравин, любить буду с первых секунд своего совершеннолетия». Глаза непроизвольно опустились к соблазнительной ложбинке в v-образном вырезе платья. Искали ту самую отметину в форме сердечка, что теперь так часто мерещилась в беспокойных снах. Эту родинку определенно должно быть видно со столь выгодного ракурса, но в зале царил полумрак, а красно-синие блики, танцуя по Стасиной коже туда-сюда, только больше обманывали зрение, не давая уловить желаемое.

Размеренный стук сердца Аравина терял свою подконтрольную скорость. Набирал обороты, срываясь в груди резким стуком. И Егор не пытался его остановить. Опустошенный за время разлуки, сейчас позволял себе наполняться знакомым голодом.

«Нах*й всех!»

Сжав в руке Стасину ладонь, увлек в тусклую часть зала. Там, за широкими двустворчатыми дверями, скрывалась ненавистная ему с детства библиотека. Но сегодня, не задумываясь, опрометчиво легко пересек порог комнаты.

В большом темном помещении, как Аравин и запомнил, ощутимо холоднее, чем в других частях дома. Впервые эти воспоминания не причинили физический или эмоциональный дискомфорт.

Обхватив лицо Стаси руками, лихорадочно прижался губами. Скользнул по ее распахнутому рту языком. Лизнул. Захватил и потянул на себя сочную плоть.

Часто дыша и самозабвенно цепляясь губами, умудрялись отрывисто дразнить словами.

– Скучал?

– Бл*дски. Так, что... дышать теперь больно.

– Вскружила я тебе голову, Аравин?

– Снесла.

– Люблю тебя, Егор. Обожаю. Тащусь от тебя.

– Я тебя... больше жизни. Ты – моя финальная доза. Смертельная.

– Я – твоя панацея.

– Даже если и яд – я выпью. До самого дна, Мелкая. Выпью тебя.

– Пей.

Сиплое дыхание смешалось. Влажные губы соединились и зашлись в одержимом страстном такте. До красноты раздражали чувствительную плоть своей неторопливостью, своей бесконтрольной жадностью.

Сознание Сладковой увязло в каком-то дурманящем беспросветном коматозе.

«Еще минуту. Еще мгновение. Заставь меня гореть... Сгореть. Без кислорода, задохнуться.»

Понимала, что им пора остановиться и вернуться в зал. Но упорно не желала выплывать из этой сладкой и пряной эйфории. Словно пружина выскочила из жестких зажимов.

Вокруг них лежала темнота: густая и яркая, позволяющая слышать и чувствовать острее обычного. Стрекочущим шорохом отзывалось Стасино платье. Дыхание срывалось частым хрипом. Неустойчивый, будто из пластилина, под ногами пол. Горячая кровь неслась по венам, а кожа саднила томительным холодком.

Последние годы в доме Аравина Стася падала и взлетала. Обжигалась. Обмораживалась. Врезалась в углы. Срывала кожу. Лила слезы. Аравин был ее направляющим. Ее антидепрессантом. Антирелаксантом. Ее неотвязной и красочной галлюцинацией. Она за ним шла босиком, раздирая ступни, в самые дремучие и черные чащобы. Задыхаясь, но не останавливаясь. За ним. Бесстрашно, между тенями, в темноту его души.

И сейчас... Ослепли. Оглохли. Ослабли. Небрежными немыми отговорками своему здравому сознанию, по манящему шлейфу безумия, покатились вниз.