Я - Кукла

— Сейчас это не разумно Виктор Николаевич. Во первых, его не раскрыть. Клеймо, «совершенно секретно», надежно закрыло, даже ваш нераскрытый вариант, от ученых всего мира. Во вторых, пока у руля науки сидят такие люди, как Рабинович и Кац — ни о каких испытаниях над людьми, разговора быть не может.

— Неужели нет выхода?

— Есть. У вас есть рекомендательное письмо. Если вы от сюда уйдете, к тем ученым, которых вам предлагал Борис Залманович, я вам тоже дам рекомендацию, вполне заслуживающую внимания, для людей отдаленных от науки, но очень заинтересованных в лечении рака. Здесь вам ни чего не светит.

— Не могу понять, — сказала Люба — у нас столько умных людей, столько толковых руководителей и, причем, нужная для всех работа, а мы не можем перебороть каких-то Рабиновичей.

— Любовь Владимировна, виновата во всем система. Ломка человеческих душ начинается с детства, всей окружающей системой и в науку приходят забитые марксизмом-ленинизмом, в большинстве, серые люди. Посмотрите, кто выдвигается в руководящие кадры. Тот, кто имеет партийный билет и больше всего шумит на собраниях о достижениях Советской науки. А где же наука? Она движется потихоньку руками рядовых сотрудников и то, потому, что партия не может позволить себе роскошь, отставать от капитализма. Правда и на верху есть умные головы, но и их взяла в шоры эта система и, просто, от имени общественности, ведет к победе социализма.

Мы, онемев от изумления, смотрели на Геннадий Федоровича. Первая прервала молчание Люба.

— И вы все годы молчали? Как же вы жили с такими мыслями?

— Вот так и жил.

— А теперь?

Геннадий Федорович помолчал, покрутил карандашом по бумаге и, отбросив его в угол, встал и подошел к окну.

— Стар, наверно, стал. Да и нутром чувствую, идут перемены. Предсказать, что будет не могу, а вот Рабиновича не будет точно.

— Ошибаетесь, — сказал вдруг я — Рабиновичи уживутся в любой системе, в любом месте. Они как хамелеоны будут менять краску и чтобы не произошло, они будут вершить наукой, пока не вымрут.

— Я не согласен с вами Виктор Николаевич. Каждая смена поколений меняет своих кумиров, каждое развитие науки выдвигает новых моторных людей, которых даже некоторые лидеры, вынуждены выдвигать. У марксизма есть замечательная мысль, о диалектике. Все течет, все изменяется. Изменяется наука, изменяемся и мы.

В это время дверь с шумом распахнулась и мы увидели на пороге Рабиновича.

— О, какая приятная компания. Вашу ручку Любочка. Здравствуйте, здравствуйте товарищи.

Он пожал вялой ручкой наши руки и, бесцеремонно сев за стол, продолжил.

— Так о чем разговор? Все промываете, наверно, кости старому Рабиновичу. Ох как я устал. Кругом одни неприятности и везде надо все улаживать, сглаживать.

— Мы рассматриваем план на следующий квартал, — поспешила выступить Любовь Владимировна.

— Интересно, интересно, дозвольте взглянуть.

Он вялыми пальцами ловко приклеил и подтащил к себе, листок из пачки бумаг, лежащих перед Любой.

— Ага, разработка и изготовление препарата. Так кто же мне прояснит, есть ли препарат или это блеф.

Мы молчали. Геннадий Рувимович поднял на меня глаза, полные любопытства.

— Так у вас есть рецепт готового препарата?

— Да.

— Я так и думал. Вы оказались умнее, чем я предполагал. Ни эта ворона, ни кто кроме вас, не знает изюминки. А вы ее спрятали в голове и даже опытный криминалист, полковник Ампилов, заславший к вам шпионов, сел в лужу.

— Кстати, — опять прервала речь Рабиновича, Любовь Владимировна — полковник предложил Виктор Николаевичу личный самолет.

— За что же? — изумился Рабинович.

— Еще квартиру, машину, дачу, бешеную зарплату, если он останется у него работать.

— А что же Вы? — уставился в меня Рабинович.

— Я отказался. Уж больно, неприятное место и далеко от нашего города.

— Угу.

Рабинович опустил голову и задумался.

— А что ваши там подопечные, которых вы там лечили?

— Теоретически, трое выживут точно. Четвертая женщина очень запущена и если бы мы продолжали лечение, она может быть и выжила.

— Что значит теоретически?

— Наверно, я отказался брать личный самолет и стал не интересен. К тому же, полковнику не нужны лечители. Ему нужны убийцы, ну, например, заразить раком пол Америки и умертвить ее.

— Как же он хотел это сделать, вирусом.

— По моему в этой области, после моих с ним разговоров, он на вирусах поставил крест. Ему нужен канцероген, который подмешай в пищу и готов, ложись в койку. Как довести канцероген до стола американца, это его забота, а изобрести его, он предложил мне.

Мы опять замолчали. Рабинович усиленно работал головой.

— Мне бы хотелось поговорить с вами наедине.

— Мне этого не хочется.

От удивления у Рабиновича отвалилась нижняя челюсть.

— В чем дело Виктор Николаевич?

— Нам не о чем с вами говорить, Геннадий Рувимович. Тут мои коллеги, по работе можно говорить и при них. В сделках я не участвую.

Рабинович начал краснеть постепенно, как медленно наполняющийся сосуд.

— Виктор Николаевич, о каких сделках. Я хотел предложить вам место в моем институте.

— А как же самолет? — воинственно влезла Люба.

— Какой самолет?