— А причем здесь я?
— Притом, что ваши пальчики были в той и другой партии. Вот и здесь, акты экспертиз.
— Что вы от нас хотите? — поняв, что я попался, спросил Горбатый.
— Документы, что вы стащили в этом бункере.
— Они будут послезавтра.
— А почему не сегодня?
— Надо ездить по городу и в разных местах собирать документы у друзей и других людей.
— Ну, что ж. Мы ждем вас послезавтра.
Когда мы вышли, Горбатый сказал.
— Хорошо они тебя раскрутили. Вот сволочи. Но мы с тобой, то что нужно не отдадим.
— А насчет переписки Жданова, Геринга, Альберта и прочих бумаг?
— Ни в коем случае не отдавать. Сейчас мы торгуемся и нас не сажают, а за эти документы нас не пощадят. Просто уничтожат.
— Как ты думаешь, за нами следят?
— Не знаю, но мой совет — ни кого из наших знакомых постарайся не навещать. В случае необходимости, постарайся пройти из своего дома, чердаком и крышами. Так же возвратись.
Мы с Горбатым опять в знакомом кабинете у Николаева. Полковника нет, но в кабинете сидит молодой, незнакомый нам парень.
— Вот принесли, Сергей Николаевич.
Горбатый вытряхнул мешок, документы и папки разлетелись по всему столу. Молодой парень поднялся со своего места и подошел к нам. Он начал смотреть документы и сортировать их по пачкам.
— Ну как, Виктор Афанасьевич?
— Подлинные, Сергей Николаевич, но того что мы ожидали, нет. Зато есть воинские книжки и фамилии в них, именно тех, о ком вы не раз упоминали.
— Вот как? Так это все ребята? Вы не обманываете?
— Нет, Сергей Николаевич.
— Хорошо. Вот что напоследок я вам скажу. Чтоб больше мы вас на раскопах не видели. Это наше последнее предупреждение. Поняли?
— Сразу дошло до нутра, — вырвалось у Горбатого.
— Раз поняли, валяйте отсюда.
СКЛАД
— Горбатый, я кажется нашел. Смотри, эти накладные указывают, что грузы со станции Волосово направлялись на Бегуницы и здесь они уходили в лес. На этой немецкой карте, между Волосово и Бегуницам в левой стороне дороги, стоит крестик у просеки. Здесь сплошные горки и холмы. По нашей фотокарте, снятой с самолета, просеки уже нет, сплошные массивы обработанной земли, среди лесов. И это, я думаю, вот здесь, у холма.
— Я тоже пришел к такому выводу. Так как, рискнем?
— Рискнем. Выезжаем без палатки. Лопаты берем только железом. Палки срубим там. Встреча в Волосово, на краю поселка.
— Я пошел готовиться. До завтра.
Половина горки была засеяна клевером, на другой рос березовый лес. Мы начали шурф в лесу между берез. Два метра сплошной нетронутой глины.
— Пошли отсюда, — предложил я.
Мы пошли вниз к лесистой подошве холма. Не доходя метров десять до нее, я начинаю снимать дерн. Первые полметра прошли с трудом и я хотел уже бросить, как вдруг пошел песок. Дергаю Горбатого за рукав и мы начинаем остервенело выкидываем грунт. Лопаты одновременно ударились в дерево. Большие бревна показались наружу.
— Нашли, — почему-то шепотом сказал Горбатый.
— Нашли, — как эхо повторил я.
Мы сориентировались относительно направления бревен и помчались к подошве холма. Лопаты мелькали с выброшенной землей. Мы пробивали траншею в холм и вдруг… Лопаты ударились в дерево.
— Бери топор, я оголю два ствола, — скомандовал Горбатый.
Бегу за топором на вершину и обратно. Две лесины оголены уже на метр длинны. Лесины сохранились из-за глины неплохо, несмотря на то, что прошло больше сорока лет, и я потрудился на славу, превратив в щепу древесину. Лаз готов, и первый с фонарем, в него влезает Горбатый.
Большая площадь склада забита ящиками, между ними ровными рядами дорожки. Некоторые из ящиков разбиты, торчат ковры, гобелены, фарфоровая посуда. Вход с другой стороны. Возле него знакомые ящики с оружием и патронами.
Подхожу к большим потемневшим ящикам и пытаюсь лопатой сковырнуть крышку с одного из них.
— Стой, — говорит Горбатый.
Он подходит ко мне с фомкой.
— Нашел в канцелярском столе, у входа. Дай попробую.
Крышка легко отваливается. Скидываю слой стружки и под лучом фонаря зажелтел бугорками янтарь.
— Юрка, это плиты, наверно, из янтарной комнаты.
— Не может быть, они утоплены в Калининграде!
— Ты что, не видишь?
Горбатый приподнимает одну плиту, длинной где-то полтора метра и кладет ее на край ящика. Под следующим слоем стружки появилась другая янтарная плита.
Мы забрасываем плиты в ящик и накидываем крышку. Начинаем взламывать все ящики подряд. Там картины, здесь серебряные сосуды, в другом иконы. Боже мой, теперь мы знаем — это награбленные полковником Альбертом произведения искусств.
Меня трясет за плечо Горбатый.
— Уже много времени, пора уходить.
Мы выползаем на воздух. Солнце висит с боку и до боли режет глаза, несмотря на то, что мы смотрим на свои тени.
— Сходи за завтраком, — просит Горбатый.
Я неторопливо забираюсь на холм, где у первого шурфа брошены наши шмотки и начинаю из рюкзаков вытаскивать завтраки. Мой взгляд скользнул между берез на ближайшие холмы и я замираю… Вдали мелкими точками движется живая цепь.
— Горбатый, — кричу я, скатываясь с холма, — Там менты.