Я Кирпич (сказка-феникс)

Ключи, заперев входную дверь нашего случайного прибежища, я бросил в почтовый ящик. Зачем? На автомате, сам не знаю зачем, ибо заботы неведомых мне квартировладельцев никак меня не колыхали. По "трубкиной" карте выходило, что неподалеку Торжковский рынок, и мы с Машей двинулись туда. Я был в тонкой черной рубашке, в джинсах, в кедах, а Маша в полупрозрачной короткой тунике до середины бедра, на огроменных каблучищах. И, несмотря на мои магические пожелания, мы явно смотрелись прибабахнутыми, прохожие сплошь и рядом оглядывались на нас, больше, конечно же, на Машу и ее прикид.

— Слушай, Петров, я не думала, что ты такой маленький рядом со мною!

— Ага, маленький! Это не я маленький, а каблуки у тебя пятнадцать сантиметров!

— А должны были быть сто сорок миллиметров! Ты мне китайские подсунул!

— И ничего не китайские. Подлинные, парижские, с улицы мыслителя Руссо. Ты лучше думай, что мы будем на завтрак брать?

Пришлось остановиться и поцеловать Машу, не вставая на цыпочки, чтобы она не слишком заносилась насчет своего роста… Ну, да, подлиннее чуть-чуть, но это только на каблуках! А когда оба стоим босиком — я ее выше, сантиметра на два.

— Диня, ты что, ну хватит, люди же смотрят! Ты маньяк.

— Да??? А сама что?

— А я слабохарактерная, легко поддаюсь дурным влияниям, а ты этим воспользовался. Так что я не виновата!

Эти "люди" — был одинокий тип в черном пальто, седой и патлатый. Это он захохотал, глядя на нас с Машей, и попытался сфотографировать обоих на трубку. Надо же — сам в возрасте, а взгляд наглый! Обломаешься, чувак!

Старая добрая n-8 — хороший камерофон, но вот незадача — внезапно разрядилась, и мужик остался при своих интересах. Мало того, я дунул в ту сторону — и этим постриг его налысо: только что были патлы почти до плеч, осталась по всей голове щетина в четверть сантиметра. Ничего, ничего, ему полезно: пусть отвлечется от нас и поудивляется, посмеется другим внезапным чудесам в собственной жизни!

Погода была как на заказ, я и желал именно такую, хотя абсолютно не вмешивался в природный ход вещей, просто повезло: пасмурно, слякоть, холод, небо низкое, в половину телебашни, темно-сизое, оттуда мокрый снег валится, и у самой земли, на ветру, берет разгон, и все время норовит в лицо попасть. Но тут уж — дудки! Ни слякоть по асфальту, ни снег с дождем, ни сильные удары ветра нас с Машей не касаются, нам относительно тепло. Хотя и свежо: меня, например, иногда пробивает на дрожь… Впрочем, вполне возможно, что это от поцелуев и прекрасного настроения.

Дошли, наконец, и до рынка. Поначалу все шло гладко: Маша придирчиво перебирает-выбирает, я с тяжкими вздохами укладываю все это в здоровенное лукошко, но потом она вдруг спохватилась:

— Диня! Погоди! А деньги? Почему ты все берешь, и ни за что не платишь?

— Ну, а какая разница? Никто ведь не возражает, еще и спасибо говорят.

— Нет, я так не могу! Давай все возвращать, это нечестно! Я бы сама, но у меня как назло ни одного кармана, ни одного рубля! Диня, это нехорошо! Я — ну очень против!

И вот ведь тоже… своего рода волшебство: буквально секунды назад я абсолютно ничего плохого не видел в своем коммунистическом подходе к чужой собственности, потому что я пожелал — и должно быть по-моему! Но после ее возмущенной тирады вдруг поддался Машиному влиянию, как до этого она моему, поддался и устыдился. А с другой стороны, людишки — кто они такие, чтобы мешать, сопротивляться, возмущаться, иметь собственное… Стоп, Кирпичик! Блин… я себя все еще по привычке называю во внутренних диалогах Кирпичом!.. Не важно сие, зато важно другое: почему это я их людишками зову, хотя сам с собою уже договаривался, что так не надо бы?.. Даже вроде бы как слово давал… Будь по Машиному капризу, она права.

— Не надо ничего возвращать, Машук, не будем суетиться, я им уже все незаметно подбросил, компенсировал с лихвой. А на дальнейшее деньги добудем, немедленно и праведно! Не с целью разбогатеть, но для наглядности расчетов!

Я присел на корточки на бетонном полу и костяшками пальцев постучал в мокрый пол. Вокруг нас мгновенно образовалось небольшое пустое пространство, метра два диаметром, благо это было на относительном просторе, а не в узких межприлавочных проходах. Люди по-прежнему сновали туда-сюда, и нас с Машей равнодушно видели, но просто не переходили границы очерченного круга. Маша с любопытством наблюдала за моими манипуляциями, и я не глядя чувствовал ее предвкушающую улыбку.

— Здесь должен быть клад, заначенный в восемнадцатом веке пиратом Джеком Воробьем! И мы его сейчас… тук, тук, тук! Слышь, Сезам, типа открывайся, на фиг!

Сезам послушался: отъехала вбок наспех выдуманная секретная дверца, и наружу вылез, подталкиваемый невидимой пружиной, очень небольшой деревянный сундучок с железными скрепами; дерево, понятное дело, чуть схвачено тленом и плесенью, скрепы сплошь ржавые. Но не пачкаются, это я отдельно пожелал!