Я хочу сейчас

– А по-моему, высший класс – И снова на нее накатила апатия.

Ронни решил ударить сразу. В любой момент могло выясниться, что Хамер здесь. Надо отметить, толстяк был великолепным птицеловом, как выяснилось прошлым Рождеством на вечеринке в студии при маленькой стычке из-за рыжей ассистентки. И та ассистентка ничем до того не показывала, что считает Хамера высшим классом. Учитывая все и вспомнив, что Хамеру не удалось одержать верх в их игре в искренность и он опасен, нужно было немедленно переменить сцену. Ронни посмотрел на Симон… как ее бишь, вложив в свой взгляд искренность и чуточку интимности. Эти… табачного цвета… глаза оставались непроницаемыми.

Он спокойно сказал:

– Как насчет того, чтобы смыться отсюда? Пойти поужинать где-нибудь?

– Мне бы лучше в постель, – сказала она привычно монотонным голосом.

– Если вы устали, еда вас взбодрит.

– Я не это имею в виду. Я не устала. Я говорю о сексе.

Уж это Ронни, игравший роль знатока британской молодежи, должен был знать досконально. Но в данный момент его реакция была неприятной смесью похоти и тревоги – тревоги в первую очередь.

– Ладно, – сказал он решительно. – Блеск! Это я люблю больше всего, детка. Поймаем такси и поедем ко мне.

– Я не могу ждать, – пробубнила девушка. – Я хочу сейчас.

– Но, Господи, мы же не можем сейчас!

– Конечно, можем. В этом доме полно комнат. Я скажу Антонии Райхенбергер. Она давняя приятельница моей мамы.

С быстротой и ловкостью, которых поначалу ничто не предвещало, девушка нырнула мимо него и помчалась через зал. Все произошло в секунду. Миссис Райхенбергер, занятая важной беседой с двумя французами, видимо, модельерами, была лишь в нескольких ярдах. Ронни потерял две секунды, обходя тушу пошатывающегося гурмана, который теперь явно разбирался в закусках и выпивке лучше, чем по прибытии. Французы, весьма англизированные, увлеченно болтали по-французски, девушка снова поскучнела, а миссис Райхенбергер посмотрела на подоспевшего Ронни с недоверием и отвращением.

– Как вы смеете?. – спросила она его.

– Я ничего не сделал, клянусь. Я только пригласил эту… пойти поужинать. Разве это преступление? А когда она…

– Вы даже не сделали этого сами, а послали ее!

– Слушайте, что она вам наговорила?

Недоверие исчезло из взгляда миссис Райхенбергер,

но отвращение осталось. Она наконец отвела глаза от Ронни и сказала:

– Что делал Джордж, когда все это происходило? Где Джордж?

– Джордж ушел. Он рассердился на меня.

– И неудивительно, если…

– Нет, это было прежде, чем пришел ОН. – Симон, не глядя на Ронни, кивнула в его сторону.

Миссис Райхенбергер положила руку на плечо одному из французов:

– Дэвид, не приведете ли немедленно Адриана? Вы найдете его у стола с закусками.

Дэвид ушел. Оставшийся француз вдруг озадаченно вздохнул, что-то пробормотал и ринулся вслед соотечественнику. Миссис Райхенбергер опять уставилась на Ронни. Тот подумал, что с женщиной, которой в любом смысле предпочли другую, может сравниться лишь фурия. Он состроил мину для нового, более продуманного уверения в невиновности. Но тут Симон Квик сказала ему:

– Слушайте, вы же сказали, что хотите, понимаете?

Ронни не колебался. Ответил очень мягко:

– Извините. Вы, видно, меня не поняли. Я… мне так жаль.

– Но…

– Хватит, – сказала миссис Райхенбергер. – Я поговорю с мистером Апплиардом, когда вы уйдете, Мона.

– Это не мое имя. Меня зовут Симон. И я не ухожу.

– Нет, девочка, уйдете, как бы вас ни звали. Адриан посадит вас в такси и отвезет домой.

– Не уйду я. Буду драться. Лягаться. Кусаться и царапаться. – Даже сейчас она говорила, словно засыпала.

– Чушь. Хоть на минуту задумайтесь. Хотите, чтобы я расстроила вашу маму?

– Нет, Антония, пожалуйста, не надо!

– Тогда ведите себя прилично. А, Адриан!

На достойной физиономии адвоката было выражение человека, к собственному удивлению, обнаружившего, что ему еще сильнее, чем прежде, хочется оказаться в баре.

– Да, дорогая?

– Адриан, усади Мону в такси и отправь домой.

Девушка устремила на Ронни темно-карие глаза.

– Жаль! – сказала она еще более хрипло, чем обычно, и покорно ушла, Райхенбергер вел ее за руку.

Натренированный на телевидении, Ронни едва успел опередить миссис Рейхенбергер:

– Я действительно чувствую себя ужасно. И извинился бы, как последний пьянчуга, не будь я уверен, что не сделал ничего постыдного. Могу ли узнать дословно, что она сказала?

– Что вы оба хотите вместе лечь в постель и нельзя ли получить комнату на полчаса.

– Мм… Понимаю. Ладно. На самом деле она показалась мне несчастной, ей пришлось выдержать ссору или что-то подобное, и я просто подумал, не смогу ли ее подбодрить. В следующий раз буду держать свое милосердие при себе.

– Да, на вашем месте я бы так и сделала, если она снова вам встретится. Неужели вы не заметили, что она неуравновешенна?

На ум Ронни пришли различные ответы, но он притворился лишь озабоченным и спросил:

– Вы имеете в виду… серьезно?

– Не хочу сказать, что она была в лечебнице, но уже много лет, как отбилась от рук. Мать не справляется с ней. Уверяю вас, такое поведение для нее нисколько не странно.