Я хочу летать

Гарри приходит домой, захлопывает за собой дверь и прижимается спиной к косяку, закрывая глаза. По телу разливается тёплая волна, и он не может объяснить себе это странное ощущение. Ему кажется, что только что он преодолел какой-то невидимый барьер между ним и Снейпом. По крайней мере, зельевар общался с ним нормально. И даже позволил втереть бальзам в свои ноги. А Гарри до последнего не верил, что Снейп может дать на это согласие. Ему по-прежнему кажется, что это был своего рода вызов, и Снейп решил идти до конца, не сдаваясь. Что ж… Это хороший признак. Кажется, профессор просыпается. И Гарри мысленно аплодирует себе: если и дальше так пойдёт, возможно, ему удастся вернуть того Снейпа, которого он знал раньше. Такого же злобного и колючего, но не слабого, как сейчас, а доминирующего.

Гарри отлипает от двери и направляется в ванную с одной-единственной мыслью: в день, когда Снейпа снова начнёт тошнить от его общества и он будет ругаться, а Гарри больше не будут задевать его слова, он будет праздновать свою маленькую победу.

Гарри склоняется над раковиной, включает воду, зачерпывает приятную прохладу в ладони и подносит руки к лицу, чтобы умыться, но замирает. Его руки по-прежнему пахнут мятой и душистым острым перцем. Вода медленно стекает в раковину, и к лицу прижимаются пустые мокрые ладони. Гарри вдыхает запах бальзама и прокручивает в голове события сегодняшнего вечера. Внезапно у него возникает желание взять на работе длительный отпуск, чтобы приходить к Снейпу с утра.

Глава 8.

Невмешивающийся

Утром Гарри просыпается в отличном настроении. Он вскакивает с постели, скидывает длинную футболку, в которой спит, и в одних трусах босиком шлёпает на кухню. Несколько привычных отточенных движений — и вот уже кофеварка приятно урчит, а на сковородке шкварчит масло, в котором жарится яичница. Палочка лежит на тумбочке возле кровати. Хоть Гарри и маг, утро он привык начинать по-маггловски.

Поскольку Рон его «отгулял», торопиться Гарри некуда. Но он по привычке быстро жуёт тост, запивая большими глотками горячего кофе. «Ежедневный пророк» не сообщает ничего интересного, и вскоре Гарри откладывает газету. Заняться решительно нечем.

Всё утро Гарри не покидает странное чувство тревоги. Или, лучше сказать, волнения. Он не сразу понимает, чем оно вызвано. Но лишь потом до него доходит, что он волнуется из-за мази. Из-за того, помогла ли она Снейпу. Конечно, он понимает, что мгновенных результатов не будет. Особенно с учётом того, что намазал он вчера только нижнюю часть ног Снейпа. Но у него возникает острое желание написать зельевару письмо.

Гарри уже входит в свой рабочий кабинет, чтобы взять пергамент и перо, когда понимает всю абсурдность своей идеи. Зачем нужны письма, когда он сам может отправиться к Снейпу и всё у него узнать? Ведь зельевар никак не отреагировал на его обещание прийти на следующий день. А молчание можно считать согласием. Поэтому Гарри быстро направляется в коридор, берёт свою куртку и выходит из дома.

Мечтающий летать

Я блаженно прикрываю глаза и кладу голову на бортик ванны. Кажется, я уже давно не лежал в тёплой воде. Моя лень побудила меня приказать Милти использовать очищающие и освежающие заклинания. Но только теперь я понимаю, как был неправ и как приятно просто находится в воде. Она поглощает вес моего тела. Если упереться руками в бортики и слегка приподняться, ноги тоже отрываются от мраморного дна. Тогда создаётся приятная иллюзия, будто бы они живые.

Мои мысли лениво копошатся в голове, но каждая из них почему-то возвращается к Поттеру. То, что он сделал вчера… Вернее, то, что я почувствовал вчера, когда он мазал мои ноги, — это было очень приятное и забытое ощущение, от которого потом сделалось тоскливо. Я не пытаюсь строить иллюзии. Я обречён. Навсегда прикован к чёртовому креслу. И вряд ли когда-нибудь найдётся человек, который захочет разделить со мной эту ношу. Даже в плане простого общения. Мне почему-то кажется, что Поттера надолго не хватит. Он разочаруется в своей затее и сбежит. Нет. Не так. Он же упрямый Лев, как бы он это ни отрицал. Даже если его будет тошнить от одного только моего вида, он всё равно никогда не признается. Зато я сразу это пойму. И тогда просто прогоню его. То, что он делает, должно идти от души, желание должно быть искренним. Я возненавижу и его, и себя, если он будет заставлять себя за мной ухаживать. Это будет более чем унизительно. Поэтому я всегда буду начеку. И если появится хоть намёк на то, что ему надоело со мной возиться…