Я к Вам пишу...

Не кручиньтесь, Роман Сергеевич, раз батюшка благословил, все управится. Видать, Господь испытует нас, на терпение и смирение проверяет – одна только и мысль у меня, что так оно, это и поддерживает. Я было сильно роптать начала, а как с отцом Сергием поговорила – исповедовалась в среду на Страстной – так и легче стало. Прав батюшка, тысячу раз прав – уж сколько ждала безропотно, могу и еще повременить, пока тетушка в себя придет, да дороги просохнут. Сама же изводить себя стану, коль в путь тронусь, не зная, что там с единственным родным мне нынче человеком. Мa tantine, она добрая, завсегда меня маленькую еще обихаживала, часто у нас гостила и подолгу. А теперь, как мы вдвоем с ней остались, кому как не мне о ней позаботиться, долг отдать. И умом, и сердцем я это понимаю, но душа на волю рвется, скорей, скорей в дорогу, хотя, как и писала уже Вам, боязно мне. Не пути в Сибирь дальнего, а встречи нашей.

Сколь раз думала да представляла, а все одно, наяву оно иначе будет, когда свидимся.

И кто знает, как обернется. Я часто, в отрочестве еще, как маменька говаривала, в облаках витала – придумывала что-то, мыслям отдавалась, сказки разные сочиняла. А еще мечтали мы с Ольгушей, отроковицами, как она в усадьбу летом приезжала.

Сидим, бывало, в гамаке, али на крылечке и представляем себе – как на балы ездить станем, да как судьба сложится. Святками гадать ходили в баню, на Иванов день с крепостными на лужку через костер прыгали, венки в речку кидали. Тетушка Катерина знала про то, да маменькам нашим не сказывала, хотя сама она ни в какие гадания не верила и все приговаривала – «будет день, будет и пища, придет срок, все Господь даст». И Оленька теперь княгиня Львова, и деток у нее трое, а tantine так и осталась одна-одинешенька. Вот и не могу я нынче ее одну оставить, хоть и управляющего Оленька нашла хорошего, и доктор наезжает частенько, но то пока здесь я, а коль уеду.

Вы уж простите меня, Роман Сергеевич, пока Катерина Матвеевна не оправится от болезни, или Богу душу не отдаст – о чем я, честно говоря, и думать боюсь – никуда мне трогаться совесть не велит.

После причастия сегодня тетушке вроде как легче стало, да и весна буйная, теплынь такая стоит, природа вся расцветает. А там и вовсе, глядишь, потеплеет, и тетушка на поправку пойдет.