– Вот за это тебе спасибо наше, солдатское, Семен. Триста лет живи, жену и детей радуй. Есть свои-то?
– А то как же! – важно ответил Семен. – Двое пацанов. Сорванцы, спасу нет. Но помогают уже, хоть и молодняк еще совсем.
– Это хорошо, – киваю. Везде жизнь есть, даже в годы войны. Деревня сейчас не та, что будет в конце века. Тут все сейчас свое, и молоко, и мясо, и овощи. Только работай, не ленись, все будет. А калечному, конечно, тяжело. Здоровому-то тяжко, ежели один, без помощников, а уж в таком виде… Труд на земле никогда не был легким, но трудились для себя. Понятно, что оброки, налоги и прочее, но все же именно для себя. Никто бы не стал корячиться и рвать жилы на барина так, как трудится для себя и семьи. Дворяне, конечно, охреневали, вытягивая из крестьян все до последней нитки, им-то гулять нужно, деньги нужны, а мужикам работать приходилось за троих. Б…ство, если честно. Да и в будущем будет все именно так же, только называться будет по-другому.
Так, под непринужденную болтовню мы и ехали. Лошадка ковыляла себе неспешно, да и не гнал ее Семен. Видно было, что повидала работяга немало, бережет он ее. Да и как не беречь, скотина для селян всегда была членом семьи, кормилицей, не важно, корова, курица или лошадь. Знаете, как на фронте мужики из деревень переживают за кавалеристов? Им лошадей жаль, за что четвероногим такое наказание?
Когда выехали из-за деревьев на большое поле, возница указал куда-то в сторону.
– Вон туды тебе. – По лицу этого настоящего человека было видно, что он очень сильно переживает, наверное, и сам бы пошел в армию, если б взяли.
– Спасибо тебе еще раз, друже. Береги семью, ну и сам, конечно, по возможности.
– Дайте им там жизни, проклятым. Свечку за тебя поставлю.
Вот так. А как же чуть позже большевики будут учить, что Бога нет? Кто им поверит? Здесь люди, на земле живущие, испокон веку в него верят. Как же все-таки умудрились заставить людей церкви громить и попов резать? Или такие сейчас попы, что народ только команду «фас» ждал? Вспоминая будущее, поморщился, там такие же попадались, хотелось раскулачить их по полной программе. Самые настоящие хапуги, а не служители церкви. Служили они только одному, себе. Дорогие машины, коттеджи в элитных поселках, ничего гады не стеснялись. Людей в церкви зазывали, как в цирк, мля, а сами наверняка и «Первую книгу» не читали ни разу. Сколько раз видел, какие служки в церква. Сплошь молодые мальчики, тьфу ты, противно даже.
Намучился штаб искать. Один в одну сторону отсылает, другой в другую. Это я у всяких вестовых-часовых спрашивал. Бардак. Кругом суета, все перерыто-перекопано, грязи по уши, солдаты мечутся туда-сюда без какой-либо видимой цели. Реально – бардак.
Спустя полчаса мотаний по деревне, хотя я бы это селом хорошим назвал, домов под пятьдесят тут, остановил офицера и, козырнув, испросил разрешения на вопрос.
– Спрашивайте, ефрейтор! – средних лет штабс-капитан смотрел на меня спокойно, гонора не выказывал, ну и я со всем почтением к нему обратился. Да и крест на моей груди в эти времена что-то значит. Офицер окидывал меня взором с ног до головы, но было видно, что придираться не собирается.
– Виноват, ваше благородие. Прибыл из госпиталя, после излечения, а куда идти не знаю. Где располагается полк, мне указали, а вот как быть дальше?
– Ясно. Пойдем со мной, я в штаб направляюсь. Тебя нужно внести в списки, поставить на довольствие. Давно с эшелона, есть хочешь? – Вот это офицер, приятно, черт возьми. Мужчина средних лет, наверняка ротный какой-нибудь, заботиться о нижних чинах те умеют.
– Потерплю, ничего страшного, ваше благородие.
– Постой, как ты сказал твоя фамилия? – внезапно остановился штабс-капитан.
– Воронцов, вашбродь, – назвался я и насторожился.
– Точно! Ефрейтор Воронцов! Герой!
– Виноват…
– Да не бери в голову. Вспоминали тут тебя, вот я и удивился, что встретил.
– Незлобивым, тихим словом… – пробубнил я.
– Это ты брось. Командир у нас отличный!
Еще бы, я ж помню, как он немцев раком поставил, когда те меня выдать требовали. Да и в будущем читал, повторюсь, что Марков был очень хорошим офицером.
– Согласен, вашбродь. Я в Москве на сборном удивился, когда мне объявили, что еду в свою часть, дескать, у них приказ такой.
– Конечно. Его высокоблагородие прямо указал, что Воронцова вернуть в часть.
– Неужели меня еще помнят, уж столько времени прошло? – удивился я. Да и кто я такой, чтобы обо мне помнить?
– Это ж ты командира артполка немцев на себе притащил, хотя ранен был?
– Ну… – я застеснялся. Честно.