Я из Одессы! Здрасьте!

Они поняли, что я их друг, и рассказали мне, что часто приходили русские офицеры, но денег за услуги не платили, угрожая пистолетами. Это граничило с хамством. На добровольных началах я и ещё несколько энтузиастов взяли шефство над бардаком. Каждый день дежурили от нас два автоматчика. Если случалось какое-нибудь недоразумение, дежурные вмешивались, и офицер мгновенно платил всё, что положено. Они, офицеры, не сомневались, что мы официальный комендантский патруль. Когда в бардак заходили пьяные офицеры и начинали хулиганить, то мы били им морды за все: за девчат, за себя… Жаловаться некому и опасно, так как действие происходило не где-нибудь, а в бардаке. Действовали мы безнаказанно.

В бардаке с моим приходом наступил рай. Проститутки ожили, начали улыбаться, понимая, что у них за спиной джентльмены-энтузиасты. Выручку они честно делили между собой поровну. Все проститутки были предельно честны. Многие из них были молоды, красивы и прекрасно сложены. У них были чистые, не тронутые пороком глаза. Никто из них не употреблял марихуану или другую гадость.

В Лодзи мы простояли два месяца. Нашему ансамблю во время выступлений дарили много цветов. Их мы относили в бардак. Наши подруги были благодарны и растроганы. Они признали во мне своего менеджера. По всем спорным вопросам, в том числе профессиональным, они обращались ко мне. Меня иначе не называли, как «Борис Коханы», что в переводе означает «Борис Любимый».

Я знал, у кого из них когда день рождения, и мы всегда весело его праздновали. Я организовал для них концерт у них в доме, и это были самые благодарные зрители. Они ко мне и я к ним так привыкли, что мы были, как родные. Хотя я в то время был ещё молод, но уже ненавидел лицемерие, фальшь, неискренность, обман — именно то, чего не было у них, у этих проституток.

У нас в ансамбле была так называемая «правительственная» бригада, которая обслуживала высшее начальство. В неё кроме меня входили Каменькович, Тимошенко, Березин, баянист Ризоль и певец Дарчук. Однажды военный совет нашего фронта устроил вечер. Я попросил разрешения у члена военного совета генерал-лейтенанта Телегина привести с собой наших девушек. Получив добро, пошёл в бардак и выбрал восемь девчат. Они элегантно оделись, я предупредил их, куда мы идём, и попросил, чтобы они не говорили, кто они такие.

Появление наших красоток на этом вечере произвело фурор. Генералитет сошёл с ума. Генералы мгновенно преобразились. Они танцевали с девушками, ухаживали за ними, вечер прошёл блестяще.

Со временем все офицеры, живущие временно в Лодзи и постоянно посещающие бардак, были приучены, что надо платить деньги за своё удовольствие и за их тяжёлый труд, и не дай Бог проявить нетактичность по отношению к девушкам.

Лодзь у меня ассоциируется ещё с одним воспоминанием. В этот город советские танкисты настолько неожиданно ворвались, что пехота просто не поспела следом. Они освободили его от немцев и пошли дальше наступать. Наш ансамбль был первой воинской частью, оказавшейся в Лодзи. Не было ещё даже комендатуры.

Не все немцы успели уйти из города, и многие из них, в основном, офицеры, прятались на кладбищах в склепах, а многим удалось переодеться в гражданскую одежду.

Я по молодости лет испытывал свою судьбу и каждую ночь ходил через кладбище, держа пистолет «вальтер» наготове, это было легкомысленно и глупо. Немцам моя военная форма нужна была позарез, чтобы уйти или хотя бы переодеться.

Наш ансамбль поселился в огромном замке; там было очень много комнат и один большой зал. Жили мы по одному человеку в комнате, а в этом зале ели и вечерами играли в разные игры.

В ансамбле неожиданно вспыхнула эпидемия мародёрства, сказались условия: дома пустые, комендатуры нет.

Но эти мероприятия были довольно опасными, так как во многих домах прятались вооружённые немцы. Никто из хора и музыкантов не решался на это, и только некоторые из балета, разбившись по парам, шли на дело. У меня был партнёром по мародёрству Алиев, татарин — хитрый и смелый. Мы взламывали двери и забирали все вещи, которые там находились. Если в доме оказывались люди, то мы в роли комендантского патруля приказывали сдать оружие и фотоаппараты. Оружие нам никто никогда не сдавал, а несколько фотоаппаратов обязательно доставалось.

Однажды мы попали в огромную квартиру, где за столом в гражданских костюмах сидела целая группа здоровенных немцев. Деваться было некуда. Мы оказались в ловушке. Если бы они почувствовали у нас страх, они бы наверняка нас прикончили. Я властным голосом приказал сдать оружие и фотоаппараты, а Алиеву приказал держать внизу автоматчиков. Алиев спокойным голосом отдал приказ несуществующим автоматчикам. Один из немцев удалился и принёс мне фотоаппарат. Я взял его, и мы быстро смотались, запомнив дом и квартиру. Когда мы примерно через час пришли с подкреплением и автоматами, в квартире уже никого не было.

Танцовщик Гаврик Прокофьев и его напарник попали в аналогичную ситуацию. И немцы открыли по ним огонь. Они чудом уцелели.