Я ищу детство

Я сижу около играющих «по маленькой» цыган (главная, крупная игра будет вечером, после представления, около костра) и предаюсь своим мыслям по поводу того, что произошло сегодня на манеже. Неужели Довейко возьмут меня в номер? Неужели это правда? А как же быть со «Свадьбой в таборе»? Придётся успевать и здесь и там.

Нужно бы мне сбегать домой, думаю я, пока есть ещё время до представления. Мама уже, наверное, пришла с работы и сейчас, усталая и измученная после двойной своей смены, что-нибудь зашивает мне или готовит для меня обед на завтра. Обязательно нужно рассказать маме о предложении Довейко.

Но мама может не пустить меня обратно в цирк, тут же соображаю я. Что же делать? Посижу-ка я лучше до начала представления здесь, около картёжников, решаю я. И тогда никаких опасений, что я опоздаю к началу аттракциона, не будет.

«Чавэлы», хотя и играют «по маленькой», тем не менее начинают постепенно раскаляться, передёргивать карты, мухлевать. Любой вид карточного шулерства не считается у нас в ансамбле преступлением — нужно только не попадаться с поличным, со спрятанной, например, в руке картой.

Кто-то трогает меня за плечо. Я оборачиваюсь. Передо мной стоит наша артистка Шуня.

— Иди сюда, — говорит Шуня, — дело есть.

Я отхожу с ней от играющих.

— Пошли с нами на рынок, — говорит Шуня, — чего здесь зря сидеть?

— Пошли, — соглашаюсь я.

У Шуни в ансамбле есть подруга — Зуня. Вместе они составляют классический рыночный дуэт. Каждый визит на базар даёт им доход рублей в двести. Из этих сумм Шуня и Зуня иногда подкармливают меня, и поэтому я всегда готов им «ассистировать» в их экспедициях на рынок. (Меня берут с собой для жалости.)

После рынка мы идём в гостиницу «Башкирия». В гостинице живут какие-то эвакуированные иностранцы. Здесь работает закрытый коммерческий ресторан, в котором у Шуни и Зуни есть хороший знакомый, шеф-повар, горячий поклонник цыганского искусства. За наличный расчёт на месте повар иногда позволяет Шуне и Зуне обедать в служебном помещении ресторана, но очень осторожно, так, чтобы не заметила администрация.

Мы входим в ресторан с чёрного хода, повар усаживает нас в тесном закутке, в котором с трудом помещаются стол и три стула. Короткое совещание, и повар называет коммерческую стоимость трёх обедов — сто восемьдесят рублей. Зуня отдаёт ему деньги.

Приносят хлеб. Батон белого и буханку чёрного. Без всяких карточек. У меня ухает в животе. Я нетерпеливо беру кусок чёрного, намазываю горчицей (и горчица здесь есть, и перец — и всё бесплатно, то есть входит в стоимость обеда), круто солю и отправляю в рот.

На столе появляется бутылка красного вина (вот это да!) и закуска, от вида которой у меня темнеет в глазах: колбаса, шпроты, сливочное масло.

— Хорошо живут иностранцы, — замечает Шуня.

Она разливает вино в три стакана, не спрашивая у меня, буду ли я пить вино или не буду. Я равноправный участник обеда — все вместе одинаково «работали» сегодня на рынке.

— Будем здоровы, — поднимает Шуня стакан.

— Будем, — присоединяется Зуня.

Я отпиваю глоток — противно, но сладко. (Бедная мама. Если бы она увидела меня сейчас здесь!)

Шуня и Зуня быстро начинают есть, энергично намазывая хлеб маслом. Вообще-то их понять можно — целый вечер им сегодня плясать на манеже. Некоторые номера зрители требуют исполнять на бис. А где взять силы, если хорошо не поесть?

Приносят суп, но какой! Красный, наваристый украинский борщ с огромным куском мяса каждому! И даже не по одной тарелке, а по две — в центре стола стоит большая фарфоровая супница с серебряным половником, наливай сколько хочешь!

От двух тарелок борща в животе у меня начинает так бурчать, что Шуня и Зуня с опаской поглядывают в мою сторону.

— Смотри не объешься, — предупреждает Зуня, — ты ещё маленький.

Ничего, не объемся! И никакой я не маленький.

— Я больше вино пить не буду, — отодвигаю я свой стакан, — в горле жжёт…

Шуня и Зуня, ни слова не сказав, быстро разливают мой стакан между собой.

Потом на столе появляются три порции жареной курицы. Меня клонит в сон. Я с трудом съедаю половину порции. Потом приносят чай с вареньем.

— Когда ещё на рынок пойдём? — спрашиваю я осоловевшим голосом.

— Теперь не скоро, — смеются Шуня и Зуня. — Надо сделать перерыв, надо уважать удачу.

Хорошо, я согласен уважать удачу, я согласен сделать перерыв. Прямо сейчас, вот здесь же, за столом. Положить голову на руки и сделать перерыв. Вздремнуть часов до семи.

Но Шуня и Зуня тормошат меня.

— Нельзя ему всё-таки пить вино, — говорит Зуня, — маленький он ещё…

— Какой маленький! — не соглашается Шуня. — Здоровый парень.

— Пойдём отсюда, — шепчет мне на ухо Зуня, — тут нельзя спать.

…Мы приходим в цирк, я забираюсь в оркестр (здесь темно, прохладно и тихо), сдвигаю стулья музыкантов, ложусь и засыпаю.