Я ищу детство

Все поворачиваются — Костя Сигалаев, «автор» группового семейного портрета, собственной персоной, стоит на пороге квартиры, а за ним — лучший его друг Степан Авданин, управляющий нашими домами. По всему видно, что вошли они уже давно и всю сцену «дележа» видели и слышали.

— Сироты! — не то лукаво, не то горько ухмыляется Костя. — Одну мать на шестерых делят. Как капусту рубят. А мне чего останется?

— И тебе останется, не плачь, — решительным жестом заканчивает дискуссию Клава. — Всем достанется и ещё останется. Поговорили, и хватит. Ужин готовить надо. Гостей полный дом, а мы тут слюни пускаем.

(Гости — это, наверное, Авданин. Ну, может быть, и я. Хотя, какой я гость, живу этажом выше. Каждый день здесь бываю.)

Клава берёт «процесс» приготовления ужина в свои руки. Все дочери помогают ей. Только не Алёна. Алёна делает уроки по рисованию. Низко склонившись над альбомом, свесив свои рыжие кудри, она сидит напротив меня за маленьким, кукольным столиком. И я тоже старательно делаю уроки по рисованию, то и дело поглядывая на розовую Аленину макушку.

Кто-то заводит музыку (патефон или радио). Вкусные запахи доносятся из кухни. Гремят тарелки, вилки, ножи. Озабоченно хлопочут по всей квартире симпатичные рыжие существа (все такие ладные, длинноногие, ясноглазые). И ожидание чего-то естественно необходимого, обязательно нужного, житейски закономерного незримо витает в воздухе, в уютной, тепло и мягко умиротворённой всеми этими женскими приготовлениями атмосфере сигалаевского дома. И мне, мальчику, живущему всего лишь одним этажом выше, у которого нет сестёр и братьев, так хорошо сейчас здесь от этого ожидания, от близости своего дома (подняться всего на один этаж и увидеть папу и маму), от близости розовой макушки Алёны и её низко опущенных к альбому по рисованию волнистых рыжих волос.

Благостно улыбаясь, к нам входит Костя Сигалаев. За ним идёт Степан Авданин. Костя садится за парту, Авданин — напротив него, на стул. Оба они, кажется, немного навеселе.

— Вот, — говорит Костя, показывая на Алёну, — отличница. Профессором будет. А это парнишка с нашего подъезда, над нами живёт.

— Знаю я этого парнишку, — басит Авданин, — стекло в котельной на прошлой неделе футбольным мячом разбил.

Я краснею.

— Это не он разбил, — сверкнув глазами, вступается за меня Алёна, — это Генка Частухин разбил.

Алёна видела, как мы играли в футбол около котельной. Октябрь ударил по мячу, попал в меня, мяч отскочил — и в окно котельной. «Авторство» за разбитое стекло явно спорное. Но мы, естественно, не стали спорить, кто больше виноват, а мгновенно смылись.

— Да его уже вставили, — успокаивает Авданин принципиальную Алёну. — Подумаешь, стекло — ерунда. Надо же где-то ребятишкам футбол гонять.

— Надо, надо, — великодушно соглашается Костя, — как же без футбола? Без футбола нельзя.

— А стекло — чепуха, — морщится Авданин, — одно разбили — другое вставили.

Авданин настроен сегодня что-то очень уж миролюбиво. По-видимому, они с Костей где-то хорошо выпили, но посчитали, что мало, и теперь пришли домой к Сигалаевым добавить. В таких замечательных обстоятельствах вспоминать о такой мелочи, как стекло, конечно, нет никакого смысла, несолидно. Но я-то прекрасно знаю Авданина. Сегодня, находясь в приятном расположении духа, он мне простил стекло, а завтра или послезавтра обязательно придёт к нам домой и потребует с отца или у мамы трёшку за футбольные «успехи» сына.

Но опасения мои не подтверждаются.

— Генка Частухин стекло вставил, — рассказывает Авданин Косте. — Я Евдокима позвал и говорю: что же ты пострела своего распустил? Стекло государственное кокнул и был таков… Ну, Евдоким, конечно, Генке подзатыльник. Тот является и говорит: дайте замазки и гвоздей, а стекло я сам куплю. Отпустил я ему сто граммов оконной замазки и пяток гвоздей — он и вставил. Сам разбил, сам вставил.

— Вот видишь! — торжественно поворачивается ко мне справедливая Алёна.

Авданин и Костя милостиво смотрят на меня, как бы разрешая мне и в будущем бить все стёкла, какие я сочту необходимым разбить, но при этом я должен помнить и о том, что все новые стёкла взамен старых, разбитых, придётся вставлять мне самому.

Я молча делаю вид, что всё понял и благодарю взрослых за радужные перспективы, которые они передо мной открыли. А в голове невольно рождается мысль: молодец Генка, что пошёл и вставил без лишних слов стекло. Если у меня будет ещё такой случай, я тоже пойду и вставлю. Без лишних слов.

И Алёна молодец, думаю я. Как она заступилась за меня, а? Девчонка, а не побоялась с взрослыми спорить. И мне обязательно надо будет за кого-нибудь из наших пацанов перед взрослыми заступиться.

Авданин и Костя удовлетворённо обмениваются взглядами. Они очень довольны и сами собой, и проведённой с молодёжью воспитательной работой.