Купца пришлось тащить в прямом смысле этого слова. Саводей рвался учинить самосуд прямо здесь, и Оррику со товарищи приходилось изо всех сил сдерживать праведный порыв негодующего человека. Я стоял и думал, что мне ему сказать. Если он узнает, что тут замешана ещё и семья, рукой подать до смертоубийства, которому я буду, естественно, соучастником. Но и не сказать нельзя – человек должен понимать, откуда ноги растут, а растут они явно не из пуза этого несчастного идиота.
– Господин Саводей, – начал я. – Вы удовлетворены результатом?
– Да! – почти прорычал тот, плотоядно оглядываясь на своего родственника.
– Тогда я вынужден вам сказать, что это ещё не все, – вздохнул я.
Купец впился в меня глазами. Белки постепенно наливались кровью.
– Полагаю, остальное вам лучше узнать без лишних ушей.
Саводей несколько долгих секунд буравил меня взглядом, а затем лишь кивнул. Я поймал его за рукав, когда он повернулся.
– Саводей, – я заглянул ему в глаза. – Надеюсь, вы не наделаете глупостей?
Он посмотрел на мою руку и мрачно кивнул.
– Отправьте людей по домам, и мы продолжим.
Купцы, ставшие свидетелями чужого обмана, не выглядели расстроенными. Они переглядывались, топорщили бороды, хмыкали и старались скрывать довольные усмешки – соседу плохо, лучше новости не придумаешь. Саводея не слишком любили, и ему ничуть не сочувствовали – по обрывкам фраз и общему настрою, я понял, что вина за произошедшее целиком лежала на нем – за чужими промахами он слыл большим охотником, да за своими не доглядел.
В результате никто больше никаких сенсаций не ждал, и они с лёгким сердцем дали себя уговорить разъехаться по домам, тем более что и оплата услуг теперь уж точно пойдет не из их кармана. Саводей отпустил даже условно «своего» человека, буркнув, что дальше справится сам.
И мы продолжили. К счастью, остальные не слышали, как ловко родственник купца ухитрился объегорить двух матерых дельцов. И самая интересная часть рассказа новоиспеченного крестного отца оказалось та, где он за раз ухитрился умыкнуть полкаравана. Четырнадцать грузовых подвод, до верху наполненных отборным зерном, вместо склада Саводея уехали куда-то в другом направлении. Задумано и сработано было на совесть: когда половина каравана прошло через туннель под стеной, у одной из телег заклинило колесо, наглухо перегородив вход и выход. Караван разорвало на две части, в первой из которых находились люди Веридо. Телеги выползли на площадь перед стеной, где их ждали точные копии с точно таким же количеством зерна, но несколько худшего качества. Возницы, бывшие в курсе происходящего, поменялись местами, и колеса телег снова застучали по камням, уводя подальше от чужих глаз результаты излишнего доверия и дьявольской хитрости. Подмены никто не заметил, если бы на складе Саводей ограничился проверкой товара в «правильной» телеге, но ему вздумалось полезть чуть дальше.
Все слушали рассказ спокойно, все, кроме самого Саводея. Оррик тоже расслабился и потому не успел среагировать – купец же, сорвавшись с места, в считанные секунды добрался до своего обидчика, с лёгкостью отшвырнув меня в сторону.
– Сволочь! – орал он, встряхивая за воротник шурина, отчего тот больше напоминал тряпичную куклу, чем человека. – Убью, тварь! Раздавлю! Кто ещё с тобой такое удумал?! Кто?! Таракан помойный!
Оррик опомнился, я сделал знак охране, которая выглядывала из окна, и все вместе мы минуты две пытались отодрать родственников друг от друга.
– Ой!
– Руки, руки его держи!
– Губа! Он мне по губам…
– Да хватай же!
– Убью!
Мне, к счастью, повезло, и в этой битве кабанов я участие не принимал. Как, впрочем, и Аридил, для которого участие в подобных мероприятиях никогда не доставляло удовольствие.
Наконец, Саводея скрутили. Мне удалось разглядеть его изрядно помятую физиономию и ещё более пострадавшего брата супруги. Он с ужасом наблюдал, как трое бородатых мужиков едва сдерживают зятя. Купец хрипел и вращал глазами, как хамелеон.
– Иан, – крикнул мне Оррик, – может, хватит?
– Саводей, на ваше слово совсем нельзя положиться? – добавив нотку презрения, спросил я.
Купец еще несколько мгновений яростно дергался в руках, а затем обмяк на руках разорванной тряпкой. Волосы, слипшиеся от пота, висели сбившимися лохмами. Он смотрел в землю остановившимися взглядом.
– Отпустите, – наконец прохрипел он.
– Мы можем вам верить?
– Клянусь, – выдохнул он, – что не трону этого слизняка.