Я/Или ад

Темные деревья бесшумно стояли по краям дороги. “Битлз” пели о любви — простой и наивной, где нет совершенно ничего пошлого, никаких отрицательных ощущений… Звуки их были простыми, но они словно существовали объективно — нельзя было ни в одном такте спеть что-нибудь другое… “Битлз” пели, словно ничего не знали обо всех проблемах, они были абсолютно положительны… Как хрусталь, солнце или луна — вот так, именно вот так, а совсем не так, как мы все думали… Это был другой мир.

Я смотрел на Мишку и видел, что он плачет и в то же время смеется.

— Что с тобой? — спросил я.

— Идет все это к черту!.. — сказал он резко. — О… Я совсем забыл, что, оказывается, мне восемнадцать лет… и… Может быть всякая любовь… И все вроде даже и впереди.

“Ну, слава богу!” — несколько злорадно подумал я. Мишка вытащил из сумки книжку Николая Кузанского и сказал, чтобы я выбросил ее к черту.

— Ура!!! — закричал я. Сейчас нам не нужно было Бога. Мы снова будем жить. И Мишка откликнулся:

— Спокойной ночи.

Часть седьмая

Три Иванова

Женщины и собаки очень похожи друг на друга. Но я — не Бог.

Простуженности и усталости нависли на мне ожерельями и веригами; гвозди бы делать… Железный человек — это я, в новой своей ипостаси… У меня маленькие, выдуманные трудности.

Вы их все знаете? Прекрасно. А я шел по каменистым, полянно-горным, растительно-влажным дорожкам того самого Крыма и чувствовал себя потерянным поколением. Это доставляло мне удовольствие: видеть себя с разных сторон — мое очередное тело, мою душу и мои сигареты, которые мирно покоились где-то там.

— О, дайте, дайте закурить! Я вас озолочу когда-нибудь…

Потом пошел проточный дождь, и я улыбнулся своему мучительному отдыху.

Я был один, а все друзья опять куда-то делись. И я тоже уехал с ними веселиться, а теперь остался здесь и улыбаюсь. Еще мне хочется жрать.

Глава первая

Я

Если вы пройдете по нашему городу, вы должны заметить большой черный дом, который стоит в самом центре, однако в каком-то маленьком переулке, так что его совершенно не видно из-за деревьев, машин и людей.

Но этот дом таит в себе много интересного!!!

Сегодня вечером в 10 часов в дверь этого дома раздалось три продолжительных звонка. Человек, сидевший в комнате и слушавший какую-то музыку, немедленно встал и удивился. Он словно не поверил своим ушам. Должно быть, он услышал какой-то тайный условный знак.

Тут дверь открылась, и бурные возгласы восторга потрясли стены старого здания:

— Иванов!!

— Иванов!!

Друзья обнимались и целовались.

— Ба-ба-ба!!! — говорил Иванов 2-й (ибо проницательный читатель должен догадаться, что это был именно он).

— Откуда? Не ждали… — говорил Иванов 1-й. — Ну рассказывай…

Иванов 2-й присел на стул и спросил чаю.

— Сейчас я жрать приготовлю… Ты, главное, рассказывай… Господи!! Сколько лет! Сколько зим!!!

— Да… — мечтательно протянул Иванов 2-й. — Через две зимы, через две весны…

— Сейчас… Я пойду приготовлю… Слушай, — сказал он вдруг вполголоса. — Ты не пробовал связаться с Центром?

— Круто… — уныло вздохнул Иванов 2-й.

— Я слышал, Главный-то здесь!

— Как это?

— Не знаю… Но я думаю, он найдет время с нами встретиться, если будет нужда… А постарел, брат! Помнишь, как мы, а?

— Да… — печально отозвался Иванов 2-й. — Можно сказать, всю жизнь положили, а…

— Но ты рассказывай, что с тобой было-то.

Они уселись в мягких креслах у камина, закурили трубки, взяли себе кофе. Иванов 2-й засунул ноги под теплый шотландский плед, изобразил на лице рай и принялся рассказывать:

— Значит, вот. Как расстались мы все, арестован я был немедленно и сослан за подрывную деятельность. Два года сидел в ссылке, читал много, учился. Из ссылки бежал за границу… Эх, Иван — ну и трудное же было времечко! Мы шли по снегам, да по льду; голод, холод и — страшно… Но я твердо помнил свое предназначение… Как переправлялся через океан — это уж очень долго… Капитан у нас был смешной — Джон Джонсон. И тезка у него на том же пароходе ехал. Миллионер. И знаешь — как две капли воды на меня похож! Непостижимо! Ну, думаю — это прямо судьба мне руку подает… Хотя я в эти дела не верю, конечно. Но тезку я все-таки ухлопал, чтобы не пропускать такого момента. Я все это время в трюме лежал, а ночью выхожу однажды, смотрю, человек стоит на палубе — ну, вылитый я! Я это дело сразу и смекнул. Я его за борт. Как ни странно, Ваня, он почти не сопротивлялся. Только посмотрел на меня многозначительно и топором пошел ко дну. Я, разумеется, паспорт у него первым делом вынул… А там гляжу — миллионер он, настоящий миллионер! На следующее утро — завтрак, и все сидят, чинно, благородно; и я вхожу в белом смокинге…

— Мистер Джонсон, — обращается лакей. — Чего желаете?

— Сто грамм виски, не разбавляя, и сырое яйцо!

— Слушаюсь, сэр!

На палубе тем временем орудовали матросы. Капитан выходил и кричал зычным басом:

— Поднять бом-брамсели! Рубить мачту! — и всякую свою характерную дребедень; потом он подошел ко мне, хлопнул меня по плечу, и говорит:

— Ну как, мистер Джонсон, как насчет нашего уговора?!