Я и мой король

– Дэн, это не может быть моим сном. – Я даже приборы отложила. Его взгляд меня нервировал: что он обо мне вообразил? – Ты же понимаешь? – Молчание. – Дэн! У меня бы фантазии на такое не хватило!

– Тише, Машенька, – накрыл он мою ладонь. – Что ты так разволновалась? Никто тебя ни в чем не обвиняет. Но разве тебе самой не интересно, откуда что берется?

– Ну вот что! Раз уж мы тут эксперименты ставим, сегодня я не буду спать. А завтра ты мне поведаешь о красочных сновидениях. Тогда и посмотрим, чьих рук это дело, – надулась я. Ничего себе, это он обо мне думает, что я транслирую порнуху нам обоим?

– Бессонная ночь не пойдет тебе на пользу. Впрочем, для чистоты эксперимента так и поступим. Но не сегодня. Сегодня твой праздник, а значит, дела подождут. Подарок, как ты и настаивала, будет скромным, но, надеюсь, тебе понравится. Все после занятий, – поднял он руку, заметив, как я нетерпеливо заерзала.

Подарок оказался и впрямь скромным, но с начинкой. А уж как он его преподнес, вообще ввело меня в состояние неописуемого восторга. Мы отсидели две пары, а на третью он явился собственной персоной, испросил у Наташки соизволения «украсть меня» и поманил за собой на заднюю парту. Подружка, как ни странно, не возражала, лишь многозначительно подмигнула мне. Пару вел Дмитрий Алексеевич. Моя «любимая» с некоторых пор история Средних веков. Нашего небольшого конфликта преподаватель так и не простил и норовил прицепиться на каждой лекции. Дэн, игнорируя мои вопросительные взгляды, внимательно слушал где-то с полчаса, потом тихим голосом начал комментировать ошибки преподавателя, который, разливаясь соловьем, пел о придворной жизни во Франции времен мушкетеров.

– Полный бред, – наконец вынес он вердикт. – Ни один уважающий себя король не допустит… Ладно, я тебе потом расскажу. Следующую пару ведет он же?

– Да.

– Можно прогулять. Толку с его лекций.

– Мне ему экзамен сдавать, он и так придирается.

– Прекрасно сдашь, ты же все выучила.

Остаток пары Дэн рисовал. Сначала я не поняла, что он изображает, а потом до меня стало доходить. Он нарисовал деревянную плоскую шкатулку где-то пятнадцать на пятнадцать сантиметров, внутри обитую мягкой ворсистой тканью. Должно быть, бархат. А на этой подложке остро отточенным карандашом начал тщательно выводить что-то мельчайшее. Я от любопытства даже преподавателя слушать забыла. Затаив дыхание наблюдала, как из-под карандаша звено за звеном появляется изящная цепочка. А потом… она начала материализовываться. Часть ее еще была нарисована, а с конца, который первым появился на рисунке, уже стала самой настоящей – серебряной. Я испуганно огляделась – никто не видит? Но король сел так, что мы оказались в углу, а он сам заслонял свой рисунок от взглядов с соседнего ряда и приподнял мою тетрадь, чтобы соседи спереди не видели, чем интересным он тут занимается. Со стороны могло показаться, что он добросовестно конспектирует лекцию. Дэн закончил круг, изобразил изящный замочек, потом бережно приподнял цепочку, которая уже целиком стала серебряной.

– Это тебе. Серебро ведь у вас недорого стоит?

– Спасибо! – Я не могла отвести восторженного взгляда от подарка. Мастер он на спецэффекты. А цепочка получилась очень красивая.

– Это первая часть подарка. А вторая, и главная, будет после этой пары.

До конца лекции Дэн нарисовал еще два портрета. Первый – мой, в профиль. Сердито шикнув на мою попытку повернуться и подглядеть, он увлеченно чертил на листе. Его лицо преобразилось: глаза сверкали, на губах блуждала улыбка. «А ведь он искренне любит это занятие», – подумалось мне. Наконец Дэн откинулся назад, разглядывая результат. А похожа.

– Это мне, да? – протянула я руки. Уже хотела поблагодарить. Но добрый король меня обломал:

– Нет, это я для себя рисовал. У тебя красивый профиль. – Он свернул портрет в трубочку и сунул себе во внутренний карман. Потом покосился на мое разочарованное лицо. – Будет тебе портрет. За песню, как договаривались. – Хитрая улыбка и приподнятые брови красноречиво говорили, что король никогда ни о чем не забывает, тем более о договорах. Так нечестно, у меня день рождения, мог бы и простить мне тот договор.