Я и мое чудовище

Папа совсем не помнит свой тринадцатый год. Все остальные — пожалуйста. Пятый, двенадцатый, двадцать восьмой, какой угодно. А вот тринадцатый где-то потерялся. Папа шутит, что, наверное, его отвергла какая-то красотка, или он подрался до сломанного носа, или забил мяч в свои ворота, вот и решил вычеркнуть из памяти это «смутное время».

— Если хочешь, поступи так же. Это несложно, — советует папа. — Запоминать надо только хорошее.

— Как можно напрочь забыть целый год? — удивляюсь я. — И потом, я не хочу забывать.

— Тогда запиши, — кивает папа. — У тебя же есть дневник первого года жизни, пусть будет и дневник тринадцатого.

Неплохая идея. Пожалуй, иногда слова все-таки лучше фотографий.

Home is where the heart is
And my heart is at home with you

— поют из динамиков Lynyrd Skynyrd, и мы сворачиваем с шоссе и взлетаем на холм. Там на холме — дом.

Маркуша бежит, на ходу подтягивая колготки, обниматься с папой. А потом недоверчиво косится на меня:

— А ты кто?

Меня же всего сутки не было! Раньше мы уезжали без Маркуши и на неделю, и на две, и он всегда помнил, а тут…

— Маркуш, ты чего? Это же я, сестра твоя!

Маркуша хитренько щурится, как будто ловко меня провел:

— Не забыла!

И мы все — папа, бабушка, Наташа и я — смеемся до слез. А Маркуша крутится возле моего фиолетового чемодана, плюхается на него, как на батут, и хохочет громче всех.

Вечер. Над морем у линии горизонта растворяются последние всполохи красного. Сидя на бревне, Женька неумело бренчит на гитаре, иногда подкручивает струны и опасливо поглядывает на Юльку. Его длинные пальцы еще плохо слушаются, но Женька старается изо всех сил.

Юлька задрала голову и мечтательно созерцает звезды. Ей кажется, что Женька сочиняет для нее любовную песню, хотя на самом деле он пытается сыграть Knockin’ On Heaven’s Door.

Я чувствую на губах знакомый соленый ветер, распускаю хвост и позволяю ветру запутаться в волосах.

Всматриваюсь в почерневшие волны, а там…Главное не моргнуть! Над поверхностью появляется огромное черно-фиолетовое крыло. А за ним второе. Взмах. Еще взмах. Еще…

Я тихонько толкаю Женьку в плечо, чтобы привлечь его внимание. Гитара со стоном выскальзывает у него из рук.

— Вот черт… — вскакивает Женька и шарит по карманам в поисках телефона, но понимает, что опять его где-то оставил.

— Что? — спрашивает Юлька, и я показываю на море.

Юлька застывает с широко распахнутыми глазами.

— Это же… Это же… — бормочет она.

Дракон стряхивает воду с крыльев и медленно поднимается в небо. Взмах. Еще взмах. Он вертит головой и сам себе удивляется. Крылья быстро находят нужный темп. Перепончатые лапы словно отталкиваются от воздуха. Он похож на летучий корабль с фиолетовыми парусами. Дракон устремляется вверх, и, набрав нужную высоту, летит к горизонту. Туда, где когда-то жили драконы, туда, где его настоящий дом.

— Видели? — ошарашенно кричит Юлька. — Вы это видели?!

— Не пойму, это… — полувопросительно произносит Женька. — Это…ч-чудовище?

— Лер… Лера!

Я слышу Юлин голос и моргаю. Дракон исчезает.

— Ты думаешь о маме, да? — заботливо склоняется надо мной Юля.

— Нет, о чудовище.

Она мне не верит. Хотя я и правда думаю о чудовище. О том, что сегодня вижу его в последний раз. Всему свое время. Одни истории заканчиваются, но хорошая новость в том, что им на смену всегда приходят другие.

Юля садится рядом и обнимает меня за плечи. Женька перебирает струны. Мелодия звучит громче и увереннее, уже почти без ошибок.

— Не переживай, она ведь будет приезжать.

— Угу.

— Ну не грусти.

— А я и не грущу.

Мне хочется расправить крылья и парить над водой, а потом нырнуть глубоко-глубоко, на самое дно. Я боюсь отпустить это удивительное мгновение. Потому что у меня есть мама, которая счастлива.

Потому что никому из нас не пришлось прыгать с воздушного шара.

Потому что рядом Женька и Юля, и мы, как черепаха, морской конек и маленькая рыбка, плывем на травяном плотике в океан.

А папу я буду беречь. Он у меня как редкий кит, из тех, что уже давно не заходят в Балтийское море.