Я есть, Ты есть, Он есть

- Я не буду, Юля. - Он впервые назвал ее по имени. - Я не могу и не буду.

- Просто я старая для тебя. Тебе двадцать восемь, а мне тридцать восемь. В этом дело.

Петракова опустила голову. Он увидел, что она плачет - победная Петракова - хирург от Бога, женщина от Бога - плачет. Из-за кого...

Олег растерялся.

- Это не так. Ты же знаешь, - в нем все заметалось от противоположных чувств, - ты мне.., нравишься. Я просто боюсь в тебе завязнуть. Я не могу...

Петракова вытерла лицо рукой, будто умылась. Посидела какое-то время, возвращаясь в себя. Вернулась.

Сказала спокойно и трезво:

- Ладно. Пусть будет так, как ты хочешь. Не будем начинать.

Между ними пролегла заполненная до краев тишина.

- Если бы ты пошел за мной... - она споткнулась, подыскивая слова, пошел за мной в страну любви... Это такая вспышка счастья, потом такая чернота невозможности. Так вот, если эту вспышку наложить на эту черноту получится в среднем серый цвет. А сейчас... Посмотри за окно: серый день. То на то и выходит. Остаемся при своих.

Выпьем за это.

За окном действительно стелился серый день.

Они расстались при своих. Олег поехал на дачу.

***

На веранде сидели Грановские и Беладонна.

- Олег знал, что Грановские вернулись из Америки.

- Ну как там, в Америке? - вежливо спросил Олег, подсаживаясь. На самом деле ему это было совершенно неинтересно. На самом деле он думал о Петраковой. Хотелось не забывать, а помнить. Каждое слово, каждый взгляд, каждый звук - и между звуками. И между словами. Когда с ней общаешься - все имеет значение. Совершенно другое общение. Как будто действительно попадаешь в другую страну. Что ему Америка. Можно поехать в Америку и никуда не попасть.

- Там скучно. Здесь - противно, - ответил Грановский.

- Они едут в Израиль, - похвастала Анна.

- А вы там не останетесь? - впрямую спросил Олег.

- Меня не возьмут. Я для них русский. У меня русская мать. Евреи определяют национальность по матери.

- Там русский, а здесь еврей, - заметила Лида. - Тоже не подходит.

- Да. Сейчас взлет национального самосознания, - подтвердила Беладонна.

- Гордиться тем, что ты русский, это все равно как гордиться тем, что ты родился во вторник, - сказал Олег. - Какая твоя личная в этом заслуга?

Все на него посмотрели.

- Вот вы работаете в русской науке, продвигаете ее, значит, вы русский. А некто Прохоров нанял за пять тысяч убить человека. Он не русский. И никто. И вообще не человек.

- Не надо все валить в одну кучу, - остановила Беладонна. - Русские великая нация.

- А китайцы - не великая?

Олег поднялся из-за стола и ушел.

- Что это с ним? - спросил Грановский.

- Устал человек, - сказала Лида.

Все замолчали У Анны навернулись слезы на глаза.

Ее сын устал. И в самом деле: что у него за жизнь...

Молчали минуту, а может, две. Каждый думал о своем. Грановский - о науке. Где ее двигать, эту самую русскую науку.

Может, в Америке? В Америке сейчас спокойнее и деньги другие. Но здесь он - Велуч, великий ученый. А там - один из... Там он затеряется, как пуговица в коробке. Грановский мог существовать только вместе со своими амбициями.

Лида думала о том, что если Грановскому дадут в Америке место - она не поедет. И ему придется выбирать между наукой и женой. И неизвестно, что он выберет.

Если дадут очень высокую цену, то и она войдет в эту стоимость...

Беладонна прикидывала: как бы Ленчика вернуть обратно в семью. Пока ничего не получается. Глотнув свободы, Ленчик воспарил, и теперь его не приземлишь обратно.

Анна вдруг подумала, что не говорить и не делать плохо - это, в сущности, Христовы заповеди, те самые: не убий, не пожелай жены ближнего... Интересное дело.

Все уже было. И опять вернулось. Значит, все было. ВСЕ.

***

Олег сел возле Ирочки на пол.

Собака покосилась и не подползла. Что-то чувствовала.

Он все сделал правильно. Не пошел за Петраковой в страну любви. Сохранил чистоту и определенность своей жизни. Но в мире чего-то не случилось: не образовалось на небе перламутровое облачко. Не родился еще один ребенок. Не упало вывороченное с корнем дерево. Не дохнуло горячим дыханием жизни.

Ирочка лежала за его спиной, как прямая между двумя точками: А и Б. Она всегда была ОБЫКНОВЕННАЯ.

Он за это ее любил. Девочка из Ставрополя, им увиденная и открытая. Но сейчас ее обычность дошла до абсолюта и графически выражалась как прямая между двумя точками. И больше ничего.

Петракова - многогранник с бесчисленными пересечениями. Она была сложна. Он любил ее за сложность.

Она позвала его в страну любви. Разве это не награда - любовь ТАКОЙ женщины. А он не принял. Ущербный человек.

Олег поднялся, взял куртку и сумку.

Вышел из дома.

- Ты куда? - крикнула Анна.

- Мне завтра рано в больницу! - отозвался Олег.

- Мы тебя захватим! - с готовностью предложила Лида.

- Нет. Я хочу пройтись.

Олег вышел за калитку. Чуть в стороне стояла серебристая "девятка", номера 17-40.

"Без двадцати шесть", - подумал Олег и замер как соляной столб. Это была машина Петраковой.