Я есть То

М: Мы растём благодаря исследованию, а чтобы исследовать, нам нужен опыт. Мы склонны повторять то, что не поняли. Если мы чувствительны и разумны, нам не нужно страдать. Боль — это призыв к вниманию и наказание за беспечность. Мудрое и сострадательное действие — единственное лекарство.

В: Именно потому что у меня прибавилось мудрости, я не хочу больше страдать. Что плохого в самоубийстве?

М: Ничего плохого, если оно решит проблему. А что, если не решит? Страдание, вызванное посторонними факторами, — какая-нибудь тяжёлая неизлечимая болезнь или невыносимое несчастье — может служить некоторым оправданием, но если не хватает мудрости и сострадания, самоубийство не поможет. Глупая смерть означает повторно рождённую глупость. Кроме того, существует вопрос кармы. Терпение — обычно самое мудрое поведение.

В: Нужно ли терпеть страдание, даже самое острое и безнадёжное?

М: Терпение — это одно, а безнадёжная агония — другое. Терпение наполнено смыслом и даёт результаты, а агония бесполезна.

В: К чему беспокоиться о карме? Она как-нибудь сама о себе позаботится.

М: Большая часть нашей кармы коллективная. Мы страдаем за грехи других, так же как другие страдают за наши. Человечество едино. Неведение — это факт, который не меняется. Мы могли бы быть гораздо более счастливыми людьми, если бы не наше равнодушие к страданиям других.

В: Я обнаружила, что стала гораздо более ответственной.

М: Хорошо. Когда вы это говорите, какой образ у вас в уме? Вы сами как ответственная личность в женском теле?

В: Есть тело, есть сострадание и есть память и множество других вещей и отношений. Вместе их можно назвать личностью.

М: Включая идею «я есть»?

В: «Я есть» подобно корзине, в которой содержатся вещи, составляющие личность.

М: Или, скорее, это ива, из прутьев которой сплетена корзина. Когда вы думаете о себе как о женщине, вы имеете в виду, что вы женщина или что ваше тело описывается как женское?

В: Это зависит от моего настроения. Иногда я чувствую себя просто центром осознания.

М: Или океаном осознания. Но бывают ли у вас моменты, когда вы не являетесь ни мужчиной, ни женщиной, ни чем-то случайным, вызванным обстоятельствами и условиями?

В: Да, бывают, но мне неудобно говорить об этом.

М: Намека вполне достаточно. Вам не нужно говорить больше.

В: Мне можно курить в вашем присутствии? Я знаю, что не принято курить в присутствии святых, особенно женщине.

М: Курите, ради бога, никто не будет возражать. Мы понимаем.

В: Мне нужно успокоиться.

М: Такое очень часто случается с американцами и европейцами. После протяжённой садханы они чувствуют переполнение энергией и судорожно ищут ей выход. Они организуют сообщества, становятся учителями Йоги, женятся, пишут книги — всё, кроме того, чтобы оставаться безмолвными и повернуть свою энергию внутрь, к источнику неистощимой силы, и научиться удерживать её под контролем.

В: Я признаюсь, что сейчас мне хочется вернуться и жить очень активной жизнью, потому что я полна энергии.

М: Вы можете делать всё, что вам хочется, если не будете считать себя этим телом и этим умом. Это не столько вопрос фактического отказа от тела и всего, что с ним связано, сколько ясное понимание того, что вы не являетесь телом, чувство отчуждённости, эмоциональной невовлечённости.

В: Я знаю, что вы имеете в виду. Около четырёх лет назад я прошла через период отрицания всего физического. Я не покупала себе одежду, ела только самую простую пищу, спала на голых досках. Значение имеет приятие лишений, а не фактический дискомфорт. Сейчас я понимаю, что лучше всего принимать жизнь такой, какая она приходит, и любить всё, что она предлагает. С благодарным сердцем я приму всё, что придёт ко мне, и использую это наилучшим образом. Если я не могу сделать ничего лучше, чем подарить жизнь и истинную культуру своим детям, — то и этого достаточно; хотя моё сердце открыто для всех детей, я не могу помогать всем.

М: Вы являетесь супругой и матерью только тогда, когда в вас мужское-женское сознание. Когда вы не принимаете себя за тело, тогда семейная жизнь тела, какой бы интенсивной и интересной она ни была, видится как всего лишь игра на экране ума, где свет осознания — единственная реальность.

В: Почему вы настаиваете на осознании как на единственно реальном? Разве объект осознания не столь же реален, пока он существует?

М: Но он не существует! Мимолётная реальность вторична, она зависит от безвременного.

В: Вы имеете в виду непрерывное или постоянное?