Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта

Целый день нам подписывали бумаги, на следующее утро было построение. Перед строем человек в 70 дембелей вышел командир полка. А замысел у нас был такой: мелочь — в дипломатах, а что покрупнее (многие ребята везли и магнитофончики, и ридикюли) мы оставили молодым солдатам, которые должны были передать нам все это в момент посадки в машины. Офицер приказал всем открыть дипломаты, и у нас начали отбирать вторые часы и другие «лишние», на их взгляд, предметы, я же стоял без чемодана, как турист. После импровизированного обыска нас отпустили по машинам, и тут к нам выскочила толпа молодых солдат с сумками. Заметив это, офицер остановил всех и приказал нам вернуться. Его слова были следующие: «Ну что, кто-то, наверное, не хочет домой?! Сейчас мы будем смотреть, кто хочет остаться!» Поднимая вверх сумку, он спросил: «Это чья?» В ответ была тишина — значит, ничья. Так было и со второй, и с третьей сумкой, в итоге никто своей сумки не признал, и все они остались офицерам, а мы расселись обратно по машинам. Нас довезли до моста через Амударью. Мне там было все знакомо, и я выпрыгнул из «КамАЗа», сказав удивленным ребятам, что приеду завтра. Оставив в машине все документы, я поспешил в часть за дипломатом, в части сразу встретил повара по имени Джурбай, которого все звали просто Жора. Пожаловавшись Жоре, что меня сняли с довольствия и целые сутки я уже не ел, я получил банку тушенки и банку баклажанов. Поев, я сходил в душ, переночевал. А на следующий день я подошел к офицеру из соседней базы, отправлявшему солдата на дембель, и попросился проехать с ним до моста. В ответ услышал, что я не в его подчинении, мне стоит пойти куда подальше и вообще нечего чужих солдат возить, — были и среди офицеров, мягко говоря, не очень хорошие люди. Развернувшись, я взял дипломат, сходил попрощаться с прапорщиками и пошел до моста пешком. У моста я зашел в комендатуру и сказал, что мои документы уехали вчера, меня перенаправили к оформлявшему документы майору. Обратившись к нему, я рассказал свою ситуацию, майор спросил у меня военный билет и, взяв его, сказал, что через пару часов документы будут готовы. Тем временем я успел сходить со знакомыми ребятами из комендатуры в столовую. Потом забрал у майора документы, сел на шедший через мост грузовик и вскоре оказался на советской таможне.

Таможенники досмотрели меня и багаж, но ничего не отобрали. Я привез себе добротный батник, джинсы «голубой доллар», которые потом очень долго носил дома, ведь в 85-м году такие вещи были огромным дефицитом. Пристально выискивала таможня только наркотики и оружие, причем не так оружие, как наркотики. Я был весь на нервах — как-никак домой еду, а там еще мерили температуру и брали кровь, лабораторный анализ которой на тиф, малярию и гепатит проводился на месте и в этот же час. Мой анализ крови был нормальным, а вот электронный термометр показал, что температура у меня немногим больше 35 градусов, плюс ко всему у меня немного прихватило живот. Ко мне подошел один из офицеров и спросил, как я себя чувствую, я ответил, что нормально. Но меня все равно посадили в сторону, минут через пятнадцать снова измерили температуру и спросили, как я себя чувствую, и на этот раз отпустили. Но не успел я сесть в машину, как меня взяли под руки два офицера, дали на этот раз простой ртутный градусник и, оставшись рядом со мной, попросили присесть. Термометр снова показал пониженную температуру. Посмотрев на меня и убедившись, что я бодро себя чувствую, офицеры махнули на меня рукой и отпустили.

От Ашхабада до Москвы мы ехали поездом. Перед отправлением нам выделили по сто рублей «дембельских» на каждого. Таких, как я, ехало немало, и еще в Ашхабаде мы сразу сняли целое кафе на вокзале, сдвинули столы и стулья в один ряд и начали отмечать дембель.

Вакулюк Яков Николаевич