Я – доброволец СС. «Берсерк» Гитлера

В первые несколько дней в Приекуле все было тихо, но однажды утром разверзся ад. Совершенно неожиданно «Сталинские органы» начали свой беспощадный обстрел. Он продолжался несколько дней с короткими перерывами, когда русская пехота пыталась прорваться в нашем секторе. Позиции наших минометов стали чуть ли не первой целью огненного шторма. Снаряды «Сталинских органов» ложились все ближе и ближе, с интервалом в несколько метров, причем сыпались они плотно и часто. Когда к обстрелу подключилась артиллерия, лежать, прижимаясь к земле, стало почти невозможно. Земля вокруг нас содрогалась, стены блиндажей стонали и трещали при попаданиях, замерзшая грязь влетала в каждую щель.

После полудня огненный шторм забушевал с чудовищной силой, стало понятно, что главной целью русских стала рота слева от нас. В разгар вражеского обстрела пришел приказ открыть ответный огонь из минометов. Единственное, что нам оставалось, – вдохнуть поглубже и броситься в этот ад. Местность вокруг нас переменилась до неузнаваемости. Все мелкие холмики и лощинки, существовавшие до обстрела, исчезли, артиллерия иванов перекопала все вокруг. Снарядные воронки лежали тесно, как дырочки в швейцарском сыре. Похоже, один из минометов получил прямое попадание в ствол, потому что валялся, словно ободранная банановая шкурка. Остальные минометы уцелели, у нас даже осталось около 150 мин. Они лежали наготове, и мы собирались отправить иванам неприятное послание.

То, что произошло далее, стало для меня одним из самых памятных моментов войны. Я гадал: а вдруг противник прекратит обстрел, и мы сумеем тихо и мирно добраться до наших минометов и открыть ответный огонь. Однако огонь русских не собирался ослабевать. Каждую минуту нам приходилось прыгать в ближайшую воронку, чтобы не быть разорванными на куски очередным снарядом. Однако все это время мы должны были стрелять, внося поправки по указаниям артиллерийского наблюдателя, который находился где-то впереди нас и передавал указания по телефону. Я сам вместе с Эрихом Линденау побежал с автомобильным аккумулятором в руках к «Ходячим штукам» – там выстрел производился с помощью электричества.

Вот таким образом мы провели всю вторую половину дня, несколько часов подряд. Запасы мин закончились, но нам доставляли все новые и новые ящики, несмотря на обстрел. Мы метались от миномета к миномету с мокрыми одеялами в руках, чтобы хоть немного остудить раскалившиеся от стрельбы стволы. Наши мины производили страшное опустошение в рядах наступавших русских. Они падали не более чем в метре от точки прицеливания благодаря умелой работе корректировщиков.

В течение десяти дней и ночей продолжалась эта бойня в Приекуле. Только на рассвете да иногда после обеда наступала небольшая пауза, когда желто-коричневые русские солдаты выползали из своих укрытий и рассыпались в цепь перед нашими траншеями. Тогда тяжелое оружие замолкало и внезапно наступала почти полная тишина. Но эта тишина длилась совсем недолго, потому что в следующую минуту первые крики «Ура!» атакующих большевиков заглушались смертоносным заградительным огнем наших минометов, треском пулеметов «MG-42» и автоматов в месте атаки. Волна за волной русские мчались вперед, но их разрывало на куски, потом волна откатывалась назад и исчезала. Наши позиции держались!

В последние несколько дней мы видели, как политические комиссары – политруки  – бежали за атакующими цепями пехоты. После нескольких дней напрасных атак с тяжелыми потерями русские начинали паниковать, как только оказывались на открытом месте. Едва атакующие ударялись в панику или пытались отойти, комиссары безжалостно расстреливали собственных солдат.

Около 20 января наша дивизия была выведена из пекла в Приекуле. Это было сделано по приказу командира III танкового корпуса СС обергруппенфюрера Штайнера, бывшего командира дивизии СС «Викинг». Он отправил нас из Либавы по морю в Штеттин. По каким соображениям он расстался со своей старой закаленной дивизией – неизвестно. Были это военные соображения или просто сентиментальность, никто не скажет. Но этот перевод спас жизни многим солдатам дивизии «Нордланд».

22 января Штеттин представлял собой печальное зрелище. Центр города был разбомблен вдребезги и почти сгорел после атак американских и британских самолетов. Кучи переломанного домашнего имущества, кирпичей и мусора валялись на улицах вдоль почерневших фасадов домов. Между ними слонялись бледные, смертельно уставшие люди в лохмотьях – сказывалось пятилетнее рационирование одежды. Однако они не прекращали свои обычные ежедневные дела, показывая мрачную решимость и несгибаемое упорство.

Мы проехали через город без остановок. Далее мы двинулись на северо-восток, нашей целью было Фрайхейде, маленькие местечко в 8 километрах севернее города Массов в Померании, центр цветущего крестьянского района. Там мы провели две чудесные мирные недели. Разумеется, утром и вечером мы устраивали учения по рукопашному бою и стрельбы. Это совершенно необходимо, даже если фронтовики и выведены в тыл на отдых.