Там продолжались спешные приготовления к бою, нас снова должны были послать на передовую. Наша рота, которая сейчас выглядела чуть ли не самой лучшей в дивизии, насчитывала не более 40 человек. За несколько неописуемо тяжелых дней после Кюстрина мы потеряли больше хороших и храбрых товарищей, чем за предыдущие несколько месяцев упорных боев. Теперь эти времена, похоже, ушли навсегда, и после упорных сражений мы смогли отойти в тыл на неделю или хотя бы на несколько дней, чтобы прийти в себя и восстановить силы прежде, чем снова вернуться на фронт. Слова «отдых» для нас больше не существовало. Были только стычки, столкновения, бои, а в промежутках между ними стремительные, изматывающие передислокации.
После всего, что произошло, мы должны были попросту сдохнуть, накрыться, отдать концы. Но мы сжимали зубы и заставляли себя продолжать сражаться еще более упорно. Мы действовали совершенно автоматически, не раздумывая, на одних инстинктах, которые помогают опытному солдату-фронтовику выживать, хотя теоретически он должен уже погибнуть либо во время бомбардировки, либо в ближнем бою, либо попав в засаду. В таком состоянии запредельного утомления мозг уже не мог воспринимать что-либо еще. Только теперь мы полностью показали значение несгибаемого боевого духа, твердых убеждений и четкого понимания причин борьбы, ведь все это необходимо солдату на фронте. Без этого он, конечно, может сражаться, особенно если его поддерживает многочисленная артиллерия, авиация и танки. Но при неблагоприятных обстоятельствах, перед лицом кажущегося непобедимым врага, который имеет огромное превосходство в живой силе и технике, без поддержки тяжелого оружия солдат может упасть духом и сам будет стремиться в плен.
Глава 9 Искра надежды!
Когда ты практически постоянно участвуешь в боях на передовой без всякой связи с внешним миром, а дни и ночи сливаются в непрерывный водоворот бомбежек, ближнего боя, артобстрелов и других выматывающих нервы событий, ты теряешь ощущение времени. Создается впечатление, что колесо времени остановилось и настоящее стало вечностью.
Казалось невозможным убежать от этого проклятого настоящего. Для нас оно стало периодом постоянного нервного напряжения, потрясений и ужасающих картин. Отдельные события в длинной цепи роковых дней и ночей перемешались в одну огромную, нереальную картину ужаса, в которой даже сегодня трудно различить детали. Общее впечатление о том кровавом апреле 1945 года, которое сохранилось по сей день, – это чувство отчаянной последней битвы одиноких воинов. Почти безоружные, истекающие кровью из бесчисленных ран, мы противостояли врагу, имевшему неограниченные ресурсы.
Мы приближались к Берлину. Пейзаж изменился. Мы въехали в сосновые леса Бранденбургской марки, небольшие озера сверкали между деревьев. Загородные дома, таверны и небольшие гостиницы для велосипедистов и автомобилистов, которые имели обыкновение приезжать из Берлина по воскресеньям, стали более многочисленными. Теперь они были пусты или там временно располагались раненые и уставшие солдаты. На фронтоне симпатичной небольшой таверны рядом с шоссе мы встретили сверкающие слова «
Когда мы впервые увидели эти слова, у нас появилось чувство полнейшей безысходности. Борьба подходила к концу. Исход войны должен был определиться сейчас или никогда. В противном случае все, за что мы добровольно боролись столько лет, полных лишений, трудностей и неописуемого морального напряжения, погрузится в хаос. Это будет катастрофа, не имеющая равных в истории человечества.
И вот нас остались уже считаные единицы, так как слишком многие покоились в земле между Азией и окраинами Берлина. Доживет ли кто-нибудь из нас до конца? Кто все еще осмеливается верить в «гений удачи» солдата? Среди нас были те, кого он уже оделял своей защитой, кто не раз только форменным чудом спасался от смерти. Однако в свое время каждый из нас вытянет последнюю соломинку, и солдата настигнет смерть.