Я – доброволец СС. Берсерк Гитлера

Мать послала дочь вперед вместе с немецкой девушкой того же возраста. Они добирались пешком от Берлина до Виттенберга. Мимо проехал автомобиль с русскими офицерами, и женщина издали увидела, что машина остановилась прямо рядом с девушками. Их силой заставили сесть в автомобиль, машина тут же быстро уехала. Только на следующий день мать нашла свою дочь, ее изнасиловали, и девушка была абсолютно подавлена морально. В конце концов ее отправили на безопасную «британскую» сторону.

Во время таких вечерних бесед с двумя соотечественницами мы сравнивали наши наблюдения относительно русских и сходились во мнении, что, скорее всего, эти люди страдают от чувства неполноценности по отношению к европейцам, на чью землю они ступили в течение последних дней войны. Несмотря на то что война принесла Германии много страданий и разрушений, русские не могли не сравнивать одежду, быт и более высокие стандарты жизни с ситуацией в их собственной стране. Должно быть, именно это чувство собственной неполноценности заставляло их вести себя именно так, проявляя звериную жестокость, абсолютно неуверенно и мстительно. Женщины рассказали нам, что русский майор, который жил в доме, однажды вечером признался, что на него глубокое впечатление произвело совершенно различное положение женщины в Германии и в Советском Союзе.

— Русская женщина стоит очень низко, а немецкая — очень высоко, — говоря так, он жестами показывал различие социальных уровней.

Последний из наших вечеров в Виттенберге был отмечен крайне неприятным инцидентом. Помощники покойного майора, жившие в доме, смотрели на нас искоса с тех самых пор, как мы здесь поселились. Возможно, это была ревность, поскольку до того, как мы прибыли, они также сидели и болтали на ломаном немецком с нашими землячками. Теперь же они держались отдельно. Однако тем вечером, где-то около восьми часов, один из них тяжелыми шагами спустился по лестнице и вошел в кухню. Мы все поприветствовали его. Он не ответил и просто шел дальше. Казалось, у него не было никаких других дел, кроме как сердито смотреть на меня и ГП. Стоя в дверях, он еще раз обернулся и послал нам последний злой взгляд, после чего наконец поднялся наверх. Через пять минут он вернулся обратно, теперь на нем была форменная фуражка, а в руках — автомат. Он прошел к парадной двери и, обернувшись к нам, сказал:

– Komm, kamerrad, sprraechen!(«Пойдемте, товарищи, есть разговор!»)

ГП спросил, чего он хочет. Мы чувствовали себя, мягко говоря, некомфортно. А его, судя по всему, переполняла ярость.

– Komm sprraechen!— теперь уже совсем теряя самообладание, повторил он, кивком головы указывая на дверь.

Мы ничего не могли сделать, поэтому кивнули женщинам, лица которых смертельно побелели, и вышли из дома. Снаружи стояла кромешная тьма. ГП попытался вразумительно поговорить с бывшим помощником командира, но ничего не вышло. Встав позади, он подталкивал нас автоматом в спину и постоянно повторял: « Kommandantura!»

Было жутко идти вот так, в кромешной тьме, с вооруженным солдатом Красной Армии за спиной. Ведь он мог убить нас в любой момент! Мы держались настороже, чтобы вовремя увернуться и обезоружить его. Но ничего такого не потребовалось, и мы невредимыми добрались до комендатуры. В отделе ГПУ нас приняла миловидная украинка, которая бегло говорила по-немецки.

У задней стены на кровати спал крепким сном и храпел огромный человек, при этом он лежал на белой простыне в грязных сапогах. Это был офицер ГПУ. Наш надзиратель не согласился подчиниться женщине и потребовал встречи с командиром. Того разбудили эти препирательства, он поднялся с кровати и подошел к столу. После этого наш конвоир начал свой доклад. Из всего, что он бормотал, мы поняли, что помощник майора хочет расстрелять нас как шпионов, украинка переводила его сбивчивую речь. ГП поспешил ответить на обвинение, предъявив наши документы. Он сообщил, что мы до сих пор имели самое хорошее мнение о Красной Армии, к сожалению, будем вынуждены изменить его, если с нами поступят подобным образом.

Все это закончилось тем, что офицер ГПУ велел нашему конвоиру отправиться к черту, что тот незамедлительно сделал, совершенно сбитый с толку подобным обращением. Мы ушли, поклонившись, на что украинка ответила кокетливым и теплым взглядом.

В «нашем доме» нас встретили напуганные и отчаявшиеся женщины. Они полагали, что нас казнят на месте. В ту ночь мы решили дежурить с оружием в руках.