Я, Дикая Дика

— Нормально у неё всё! — Русый начинал злиться. — Дика, обещай прямо сейчас — ты больше не будешь, тока пей, или кури побольше! Всё лучше! Дура, сама не знаешь, что это…

— Знаю. Всё, харэ, закрыли! Моё дело!

— Не твоё!

— Моё, или я щас уйду! — я встала, и собралась уйти на самом деле. Лечилова мне тут не хватало!!

— Дика стой! — схватил меня за рукав, усадил на кровать. — Ладно, всё! Хочешь — так пинцет тебе, но щас-то куда попёрлась? Ночь!

— Вы там, совсем охуели уже, не орали бы хоть! — завопила Влада за стеной: — Мне на работу завтра! Вам-то алкашатам что, так хоть тихо сидите!

Мы замолчали, и в тот же миг в проходе возникла заспанная морда матушки-мегерушки в мятом халате. Она принялась снова орать на Русого, что он таскается сам, да ещё и девиц таскает, но больше всего добило, что она принялась стыдить меня — типа, Русый урод, но девушки её поражают! Это ж надо же притащиться ночью к парню в дом, бухать тут сидеть! — и всё такое, что орут традиционно все мамашки моих друзей-парней, когда ночуешь у них. Тока маманец Гоблина лояльно так смотрела, тихо. Гоблин… м-да, вернуться ли? А Влада орёт тем временем — и как не стыдно воровать её сигареты Стасу, шёл бы да работал, раз опять с ней живет, а то докатился, пиздец ваще! Потом успокоилась:

— Чё у вас там, могли бы и мне предложить, хоть из приличия, чё, я бы с вами не выпила рюмочку? Всё-же у меня дома находитесь!

Мы завозмущались деланно, что лишь из уважения такую муть дешёвую и предлагать не стали, потому как в стрём хозяйке хуйню наливать. Но она отмахнулась:

— Ой, да ладно!

И жахнула с нами стопочку. Покурили вместе, она порасспрашивала, как я нынче поживаю, потом ушла. Мы тока дух перевели, что всё нормально обошлось, а она опять заходит. Мы напряглись — чего ещё? Но оказалось, она нам принесла… полбаттла коньяку! Мол, за встречу, а то Стас всё равно скоро с Яной помирится, и уедет от нас. Пейте пока, сволочи малолетние. Мы поблагодарили, как могли, обалдев, и продолжили пить.

— Да я-то, если честно, — хитро посмотрел на меня через рюмку качающийся Русый, — подрабатываю! Тут по знакомству попою, там, и на басу за бабло на студии, кому надо подыгрываю, а то есть такие певцы-одиночки, без групп, им надо аккомпанемент же! Тут с одной девицей стрелканулись, я с ней как-то чё-то мутил… ну, там понимаешь… так она поёт, профессионально, мы с ней на студии висим, альбомчик еённый сольный пишем! Я её материал знаю отлично, старый ещё, который мы с ней мутили! А новый выучить мне — как два пальца обоссать, да и там просто всё! Вот она меня и в ресторан таскала, мы с ней по пятихату за вечер срубили, да еще сверху чё-то, я не помню, прожрал уже. Ей ещё и насували по ходу дела, клиенты пьяные — то мурку им, то хуюйнюрку…

— Ну да, не пропадаешь, стало быть? — подмигнула я. В голове размокали опилки, зрение шаталось…

— Ну, типа того! — улыбнулся Русый. — Тока ты не думай чего, я Ведьме не изменяю!

Ага. Потому, наверное, я и очнулась кое-как, тока сообразив, что мы дико облизываемся с приятелем… ой, мама, ужас какой! А приятно… и не стала выпендриваться, полезла ему под одежду, а он уже лифчик мне расстегивал… но музыка замолчала, тишина привела в себя — я оттолкнула его:

— Ну всё, Стас, хватит!

Он обалдело посмотрел на меня:

— Бля…

Вот и всё, что смог сказать. Оба деловито поправили одежду. Закурили. Посмотрела в окно — приближается ледяной рассвет. Скока же время уже? И спать охота. М-дя… нехорошо. Уже похмелье начинается — лихорадит. И приятеля тоже — сидит, ёжится. А лучшее средство от похмелья — что? Правильно, ещё принять! А уже и не лезет, жрать охота. Попросила — принёс чего-то холодного и скользкого в сковородке, по пути нарвался на Владу — она уже встала на работу. А где, кста, этот её байкер? Русый сказал, что он в Мордовии на слёте. Хы… пожевали, покурили, выпили — захорошело. Я ещё угольком активированным закинулась — чтоб не тошнило, и с Русым поделилась. Полежали тихо-тихо, типа спим, пока Влада не уйдёт — она ещё засунулась, велела нам, когда встанем, непременски убрать за собой, срач на кухне не оставлять. Пасынок горячо согласился, и она исчезла. Русый перевёл дыхание, и сказал, что теперь хата до вечера совершенно наша. И, мол, давай спать… но спать отчего-то не стали, а стали орать песни «Sтёkол», и я ему поведала-таки о своей священной дружбе с Ними — ТорКом и Жанной. Оказалось, Русый ТорКа видел в Москве, и как-то даже вскользь общался, но не очень — они панки, и знаменитости, а Русый металлер, и вечно начинающий, и потому не особо пересекались. Но очень даже хотел бы… Я ответила, что он дурак — чего ж ему мешает? Написал бы на мыло, да просто после концерта — так мол и так, очень уж я вас люблю, и мечтаю подлезть… а Русый мне:

— А как так, нахрен им, — и всё такое! Ну, не стала дискутировать, не можешь — значит, не больно-то нуждаешься!

Только часов в десять угомонились, подремали малость. Я мерзла с похмела, дрожала как собака, и потому спала очень плохо.