— Теперь ты граф и останешься в нашей стране. Именно этого я и желала, поскольку не смогу выдержать мысли о расставании. Мне не хотелось бы, чтобы ты возвратился в Новую Рому, — сказала она, целуя Даго в губы.
Вообще-то Даго получил от Мелейноса разрешение перейти на службу к Людовику Тевтонскому. Сейчас, уже как графу, у него был более легкий доступ к делам королевства франков и к личности Карломана. Ему нравилась Альбегунда, но где-то в глубинах души оставалась и память о великих деяниях, для которых был он рожден. «Книга Громов и Молний» учила, что искусство любви служит повелителю не только для наслаждения. У настоящего повелителя не может быть иной любовницы кроме власти.
— Не опасаешься ли ты, Альбегунда, ужасных адских мук, которыми угрожает проказливым монашкам аббат из Фульды и знаменитый Хинкмар, реймский архиепископ? — спросил Даго, когда нагие и измученные занятиями любовью лежали они рядом на медвежьей шкуре.
— А я и не собиралась становиться монашкой, — с презрением отвечала та. — Меня породил грех Людовика, его разврат, которым он занимался с моей матерью, фрейлиной своего двора. Он не смог обеспечить мне богатую жизнь иным образом, как только дать аббатство. Сколько тебе лет, граф?
— Двадцать один год, — отвечал тот.
— Это и видно. У тебя молодое и чудесное тело, — шептала она, поглаживая кожу на его груди и на бедрах. Губы ее затряслись от вожделения, когда увидала она, как вновь напрягся член Даго.
— Ты красива, — сказал Даго, желая поцеловать Альбегунду в шею.
Она же сорвалась с ложа и спешно начала гасить свечи.
— Нет, не гляди на мою шею. На ней уже появились морщины. Мне уже тридцать, но ведь ты еще долго будешь дарить мне наслаждение, так?
— Правда, — ответил он, размышляя, согласится ли Альбегунда организовать ему встречу со своим братом по отцу, Карломаном.
Прежде чем они снова возлегли на ложе, чтобы заняться любовью, Альбегунда взяла со стола сосуд с каким-то травяным отваром и выпила его до дна.
— Это что, таким образом ты увеличиваешь свое желание? заинтересовался Даго. В Новой Роме его учили, какие напитки возбуждают желание и делают его огромным.
— Нет, просто я не желаю иметь ребенка, — призналась та. — Это отвар из вербовых листьев, корней папоротника, руты, алоэ, семян левкоя, из имбиря, перца и шафрана. К тому же я еще вложила кружок в матку. Еще я купила реликвию святого Луки, благодаря чему у меня имеется прощение всех грехов — и, пусть священники и запрещают это, могу теперь заниматься любовью в течение сорока дней до Рождества, в течение сорока дней Великого Поста, всю неделю после Пасхи, в течение недели после Троицы, в кануны всех больших праздников, а еще по средам и пятницам. А сегодня, Даго, как раз пятница.
Тот лишь усмехнулся в темноте. Сам он не верил ни в рай, ни в преисподнюю, не верил и в силу Бога, позволившего распять себя на кресте; ему было все равно: был ли Дух Святой от Отца и Сына или же через Сына. Он видал, как море поглощает корабли Свери и чувствовал страх перед богом моря. Он видал, как осенью и весной вздуваются большие реки, и чувствовал страх перед скрывавшимися в них богами. Он боялся душ умерших, когда те бывали голодными, и знал, что их следует покормить. Он видел грозы и бури, молнии, расщепляющие целые деревья и убивающие людей и животных, и потому почитал Сварога, что был к тому же и Солнцем. На дворище Зелы не было для него никаких запретов в вопросах любви, можно было заниматься ею любым, доставляющим удовольствие способом, Никто не стыдился своей наготы, а мужчина с крупным членом пользовался большим уважением. Так почему же этот Бог христиан уделяет так много внимания тому, как любятся люди, что у них меж ногами, не понимая громадной силы плодовитости?
— Мне хотелось бы встретиться с твоим братом, маркграфом Карломаном. Ведь ты можешь устроить это, — как-то сказал Даго.
— Это невозможно. Отец запретил все попытки встреч с Карломаном, так как обвиняет его во все новых и новых заговорах.
Тогда Даго начал покусывать и посасывать кончики сосков Альбегунды, пока из уст женщины не раздался стон вожделения. Тогда Даго прервал ласки и вновь попросил:
— Сделай так, чтобы я смог встретиться с Карломаном.
— Нет! — крикнула женщина. — Это невозможно! Король-отец накажет меня.
И тогда Даго сделал то, на что не отважился бы ни один мужчина из окружения Альбегунды, ибо совершил бы величайший грех против христианского бога. Он спустил свою голову по телу монашки и кончиком языка коснулся ее естества в самом чувствительном к наслаждениям месте. Альбегунда даже вскрикнула, перепуганная, но и загоревшаяся страстью, а Даго ласкал ее языком… Когда же она начала биться в спазмах, он опять прервал свою игру, чтобы вновь попросить:
— Дай мне возможность повстречаться с Карломаном.
— Хорошо… Хорошо… я сделаю… — стонала та, мучаясь неисполненным желанием.