На такой пессимистической ноте сон наконец-то сморил меня. Я тяжело вздохнул, опустил хвост под лавку, лег поудобнее и смежил веки.
И приснился мне удивительный сон. Будто бы я – это… остров. Радугой называюсь.
Чувство – не передашь, но похоже, будто зашел в море по горло, вроде и на дне стоишь, и вот-вот поплывешь. Но при том был я во сне своем не глыба неподвижная, а живое существо. Даже не в метафорическом смысле, а в самом прямом.
Анатомия, конечно, оригинальная – все в районе макушки сосредоточилось: и дыхание грудь колышет над океаном, и сердце где-то рядом стучит, и даже будто бы зеваю я какой-то пещерой. Но во сне это совершенно не смущало.
И пошевелиться я могу в любой момент. Даже подумываю: эх, вот сейчас как шевельнусь – это ж ух какие волны пойдут!.. Только лень. Чего суетиться-то? Океан меня омывает, рыбки щекочут, ветер пальмами шелестит – будто рука ласковая по голове гладит. Солнышко опять же греет. Нет, лень шевелиться. Вот соскучусь когда-нибудь – тогда да…
Что-то на мне все время происходит, кто-то приплывает, высаживается, бегает по мне. Дела их порой забавны, порой непонятны. Но по большому счет, чужие для меня. И вообще, эти люди – не чета прежним. Не чета! Бывалошные-то, они ого-го! А эти… так себе.
Короче говоря, они сами по себе, я сам по себе. Я на звезды смотрю по ночам (не просто так, а со знанием дела), старинные годы вспоминаю. Ну иногда случается, отвлекусь на людей, на мимолетное. Иной раз думаю: вот странное же дело, а? Бывалошные умели разговаривать, но не злоупотребляли, а нынешние через пень-колоду говорят, а все время с просьбами лезут.
Это чей-то голос мне снится, вроде бы знакомый, я бы, может, и узнал, но остров узнать не может, и я теряюсь в догадках, откуда берется неземное радужное свечение, в котором звенят струны чьих-то душ, бессловесно взывающих… К кому?
Мы слишком разные, и я, даже побывав в этой новой шкуре, никогда не пойму, что слышал и что говорил сам. А может, то было лишь эхо, и на самом деле я оставался собой, но отзывались во мне смутными отголосками чьи-то мысли и чувства?..
И память у меня во сне была особенная, и ощущение жизни, и отношение к бытию настолько ни на что не похожее, что и слов не нахожу, чтобы описать.
Да и, сказать по правде, перезабыл я почти все, когда проснулся.
Зацепился в памяти только момент перед самым пробуждением: будто потоком брызжет откуда-то яркий свет, всеми цветами радуги переливается. Цветные тени накладываются друг на друга, и, маревом подрагивая, ткется из них прямо в воздухе что-то…
Потом снилось что ни попадя, явно постороннее. А примерно через полчаса меня разбудили возбужденные голоса и кот Баюн, отплясывавший на моем пузе какой-то первобытный вариант брейка.
– Чудо! – кричал он при этом. – Чудо!
– Чего тебе? – спросил я, зевая.
– А? Да нет, я не тебя зову, то есть тебя, но не по имени… – бестолково, то есть абсолютно не в своей манере объяснил кот.
– Да? У нас что, еще одно Чудо завелось кроме меня?
– Ага! Вон там, – он указал лапой на распахнутую дверь.
Я вышел и замер вместе со всеми, глядя туда, где в просвете пальмовых крон сиял первозданной чистотой наш терем. Больше того, пальмовые кущи, искореженные турецкими снайперами, вновь зеленели нетронутые: ни сломанных стволов, ни подпалин пожарищ.
И плот у берега стоял по-прежнему.
Как будто и не было ничего.
– Не во сне ли привиделось? – воскликнула Настасья в тон моим мыслям.
– Майн Готт! Скажи, Тшудо, это не есть дьявольски наваждений? – От волнения у Руди снова акцент прорезался.
– Ради какого-то глупого наваждения я бы не стал вас будить! – авторитетно заявил кот.
– Давайте пойдем и посмотрим, – предложил я.