Я - четвертый

Я в последний раз оглядываюсь и захлопываю двери. Мы снова бежим по тоннелю, на сцену, через спортзал. Мы не видим ни одного скаута, не видим также Марка и Сары, что меня успокаивает. Я надеюсь, что они хорошо спрятались, и надеюсь, что Марк сдержит слово и они не покинут своего убежища. Когда мы возвращаемся в класс домоводства, я отодвигаю холодильник и достаю Ларец. Мы с Генри открываем его. Шестая берет лечащий камень и тычет им в рану на животе Генри. Он молчит, закрыв глаза и не дыша. Его лицо покраснело от напряжения, но он не издает ни звука. Через минуту Шестая отводит камень. Рана залечена. Генри выдыхает, его лоб покрыт потом. Теперь моя очередь. Она прижимает камень к ране на моей голове, и меня пронизывает неведомая раньше боль. Я стону и хриплю, все мои мышцы напряжены. На протяжении всей процедуры я не могу дышать, и когда все заканчивается, я сгибаюсь и целую минуту восстанавливаю дыхание.

Металлический рокот снаружи умолкает. Трейлер вне поля зрения. Пока Генри закрывает Ларец и ставит его в ту же самую духовку, я выглядываю в окно, надеясь увидеть Берни Косара. Я его не вижу. Мимо школы движется еще одна пара фар. Как и раньше, я не могу определить тип машины, у въезда она замедляет движение и потом, не заворачивая к школе, быстро уезжает. Генри опускает рубашку и берет ружье. Когда мы идем к двери, раздается звук, от которого мы застываем как вкопанные.

Снаружи доносится рев, громкий, животный, зловещий рев, какого я никогда прежде не слышал, за ним следует металлический лязг решетки трейлера, которую отпирают, опускают и открывают. От громкого удара мы снова приходим в себя. Я делаю еще один глубокий вдох. Генри качает головой и вздыхает почти обреченно, так вздыхают, когда битва проиграна.

— Всегда есть надежда, Генри, — говорю я. Он оборачивается и смотрит на меня. — Не все еще проявилось. Не вся информация налицо. Не надо оставлять надежду.

Он кивает, и на его лице отражается слабое подобие улыбки. Он смотрит на Шестую, о появлении которой мы не могли и помыслить. Кто сказал, что нельзя ждать новых проявлений? И тут он подхватывает мысль, на которой я остановился, цитирует те же слова, которые говорил мне, когда в отчаянии был я, в тот день, когда я спрашивал, как мы, одинокие, малые числом, оторванные от дома, можем рассчитывать выиграть эту битву с могадорцами, которые, кажется, испытывают огромную радость от войны и смерти.

— Это последнее дело — терять надежду, — говорит Генри. — Когда ты потерял надежду, ты потерял все. И когда ты думаешь, что все потеряно, когда все кажется мрачным и гнетущим, все равно остается надежда.

— Именно так, — отвечаю я.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Ночной воздух прорезает новый рев, он проникает через стены школы, и от него у меня стынет кровь. Земля начинает колебаться от шагов чудовища, которое теперь, должно быть, выпущено на свободу. Я качаю головой. Я своими глазами видел, какие они огромные, в картинах войны на Лориен.

— Ради ваших друзей и ради нас самих, — говорит Шестая, — нам надо убираться отсюда к чертовой матери, пока есть время. Пытаясь добраться до нас, они разрушат все здание.

Мы киваем друг другу.

— Наш единственный шанс — уйти в лес, — решает Генри. — Что бы это ни было, мы можем от него ускользнуть, если будем невидимы.

Шестая кивает.

— Держите меня за руки.

Нас не надо больше уговаривать, и мы берем ее за руки.

— Как можно тише, — говорит Генри.

В коридоре темно и тихо. Мы идем неслышно и спешно, то есть как можно быстрее и с наименьшим шумом. Снова рев, и на него накладывается еще один. Не одно чудовище, а два. Мы идем дальше и входим в спортзал. Никаких скаутов. Когда мы доходим до середины площадки, Генри останавливается. Я смотрю в его сторону, но не вижу его.

— Почему мы остановились? — шепчу я.

— Ш-ш-ш, — говорит он. — Слушай.

Я напрягаю слух, но не слышу ничего, кроме шума крови, приливающей к ушам.

— Чудовища перестали двигаться, — замечает Генри.

— И что?

— Ш-ш-ш, — говорит он. — Там есть что-то еще.

И тут я тоже это слышу — легкое повизгивание, словно издаваемое маленькими животными. Звуки приглушенные, но явно становятся громче.

— Что за черт? — спрашиваю я.

Что-то начинает стучать в люк на сцене, люк, через который мы хотели бежать.

— Включи свой свет, — говорит он.