Я была здесь

Лафлин представляет собой странный гибрид: отчасти безликий город пустыни, а в центре, по берегам Колорадо, многоэтажные отели. Мы минуем угнетающую центральную полосу, после которой попадаем в более скромный район казино-мотелей и останавливаемся у «Вэгон Вил Отель/Слот-машины», в котором, если верить рекламе, предлагают номера за сорок пять баксов за ночь.

Мы подъезжаем, звоним в звонок, и дружелюбная женщина с косами спрашивает, чем она может быть нам полезна.

– Два номера есть? – спрашивает Бэн.

Деньги тают быстрее, чем я ожидала. Я вспоминаю о том, как во вчерашнем мотеле у меня начался приступ паники и как Бэн утешал меня по телефону. И о том, что он сегодня сказал в машине.

– Давайте один с двумя кроватями, – говорю я.

Я плачу, и мы идем в машину за вещами. Когда мы выезжали, тачка была такая чистенькая, а теперь в ней снова гора мусора. Я пытаюсь немного навести порядок, пока Бэн относит наши рюкзаки в номер.

Когда я поднимаюсь, он крутит в руках какие-то бумажки.

– Тут есть меню на вынос. Хочешь, сходим, возьмем чего-нибудь? Или закажем пиццу?

Я вспоминаю нашу встречу несколько месяцев назад: буррито, телик, диван.

– Давай пиццу.

– Пепперони? Колбаса? Или и то и другое?

– Что-нибудь одно, – со смехом отвечаю я.

Бэн смотрит в меню, и через полчаса у двери появляется пицца, чесночные булочки и огромные цистерны с «Пепси» и «Доктором Пеппером». Мы раскладываем все это на полотенце на одной из кроватей и садимся, скрестив ноги, как будто у нас пикник.

– Господи, как хорошо наконец-то выбраться из машины, – говорю я.

– Ага. У меня иногда после турне еще несколько дней жопа вибрирует.

– Жаль, что тут кровати не с вибромассажем, а то можно было бы продлить удовольствие.

– Я таких, вообще-то, и не видел ни разу, – отвечает Бэн.

– Да и я тоже. Я и в мотелях-то не так часто бывала, – если уж совсем начистоту, то все мои отели и мотели можно пересчитать по пальцам одной руки. Триша никуда ездить не любила. Так что все мои путешествия проходили с Гарсиасами, да и с ними мы обычно либо ходили в поход, либо ездили к их родственникам.

– Значит, до этого у тебя было не так много возможностей поселиться в мотеле в одном номере с парнем? – как бы небрежно говорит Бэн, почему-то уделяя при этом чрезмерное внимание корке от пиццы.

– Ни одной.

– Значит, это у тебя впервые? – продолжает он. – В одном номере с парнем на двоих? – Как-то он на удивление застенчив.

– У меня раньше вообще ничего с парнем на двоих не было.

Бэн отвлекается от корки и пристально смотрит на меня, словно пытается понять, о чем это я. А я смотрю на него, чтобы он по взгляду догадался. Его нежно-голубые глаза, похожие на безлюдный бассейн мотеля, расширяются от удивления.

– Вообще ничего?

– Нет.

– Даже… пиццу вместе не ели?

– Ох, ну просто так ели. Но не на двоих. Тут большая разница.

– Да?

Я киваю.

– А сейчас как?

– А что сейчас?

Он смотрит на меня.

– А как это выглядит? – спрашиваю я.

Бэн жутко смутился и нахмурился, словно уже не понимает, о пицце ли речь. И смотрит на ее останки.

– Выглядит так, будто ты съела два кусочка, а я четыре, так что тебе пепперони нравится меньше, чем мне.

Я киваю, показывая на кучку жирных кружочков, которые я выковырнула из пиццы.

– И все это произошло в номере мотеля, в котором мы сидим вместе, – продолжает он.

Я снова киваю. И на миг вспоминаю о своей клятве никогда не спать с ним под одной крышей. Он, может, тоже такую себе дал. Очевидно, что сегодня я ее нарушаю, хотя, если честно, в своих намерениях я преступила ее уже давно. И все это как будто уже не важно.

– И что это означает? – спрашивает Бэн, стараясь делать вид, что это ничего не значит, хотя выглядит он очень взволнованным и юным.

– Это значит, что он у нас с тобой один на двоих, – это все, что я готова ему дать, хотя, сказать по правде, по ощущениям, это довольно много. Затем мне вспоминаются собственные слова, которые я вчера сказала ему, пытаясь убедить его поспать: можно составить новые правила.

Думаю, это сейчас у нас и происходит.

37

Просыпаюсь я в темноте, хотя сквозь плотные шторы пробиваются лучи яркого утреннего солнца. На часах десять тридцать. А отключилась я в районе полуночи.

Бэн на соседней кровати все еще спит, и он кажется таким милым, лежит, свернувшись калачиком вокруг подушки. Я потягиваюсь, расслабляя мышцы, затекшие после целых суток в машине.

– Привет, – говорит Бэн сонным голосом. – Сколько времени?

– Половина одиннадцатого.

– Ты готова?

Коробка от пиццы стоит на комоде. Просто безумие какое-то: вчера – в номере, который мог бы мне насоветовать Брэдфорд, прямо неподалеку от его дома, – мне удалось забыть, зачем мы сюда приехали. Но теперь я вспомнила все. Это точно. Мне одновременно и холодно, и жарко, и тошно. Я не готова. И никогда не буду.

– Да, – отвечаю я.

Бэн долго смотрит на меня. Пока снимает никотиновый пластырь и приклеивает другой.

– Ты не обязана это делать, – говорит он. – Я буду рад, если мы сейчас попросту поедем обратно.

Это, конечно, очень мило. Но от одной миссии мы уже отказались. Хотя та ничего и не значила. А эта значит. Я качаю головой.