Я была Алисой

Мы направились к выходу, и как раз в этот момент в комнату влетела Ивонн с чистым горшком, накрытым льняным полотенцем. Бедная мама, бледная как смерть, поманила к себе Ивонн. Меня передернуло. Я поспешно закрыла дверь.

— У меня никогда не будет детей, — объявила я, чувствуя, как у меня самой из сочувствия к маме к горлу подступает тошнота. — Это все ужасно. А у мамы их уже столько!

— А по-моему, дети — это очень мило. — Ина вскинула голову, однако, услышав душераздирающие звуки из-за двери, побледнела, и мы поспешили прочь.

— Возможно, и мило, но достаются они уж слишком тяжело.

— Откуда ты знаешь? — Повернувшись ко мне, Ина скрестила руки на груди, в точности повторяя Прикс, и с подозрительным прищуром воззрилась на меня.

— Я… ну, я… — Вот оно. То, чего я не знала, для чего была слишком мала и пока не надеялась узнать, но Ина, конечно же, знала. Мне всегда становилось противно, когда она смотрела на меня с таким вот превосходством, потому я солгала: — Ну, конечно же, я все знаю о детях. Знаю об этом уже сто лет.

— И что именно ты знаешь?

— Если честно, Ина, я просто не в состоянии помнить все на свете…

— Тебе кто-то рассказывал?

— Ну…

— Или показывал?

— Да! Точно… кое-кто мне показал.

— Кто-то постарше тебя?

— Конечно!

— И как давно ты знаешь?

— А как давно знаешь ты? — ответила я вопросом на вопрос, за что была вознаграждена потрясенным взглядом Ины и румянцем на ее щеках.

— Я… ну, я не совсем уверена… но все равно знаю.

— Ну и ладно. — Я заторопилась вперед, мимо нее, потому что нам нужно было переодеться для церемонии посадки деревьев. Мама выбрала для нас новые одинаковые платья из синей тафты с черными фестонами посередине лифа и по краю подола. — Мы обе знаем. Представь себе, Ина, ты не одна, кому кое-что известно!

— Я не очень уверена в твоих словах, Алиса. — Ина невозмутимо прошла вслед за мной, затем остановилась перед позолоченным зеркалом на стене и, загадочно улыбаясь, пригладила волосы. — Я знаю, я вижу больше, чем ты. Но скажу только одно: будь сегодня вечером поосторожней с мистером Доджсоном.

— Что? — Сбитая с толку, я застыла на месте. — О чем ты? Чего мне остерегаться?

— Я просто волнуюсь за тебя, Алиса. Ведь я твоя старшая сестра, и я переживаю из-за тебя, из-за нашей семьи… но прежде всего из-за тебя. Помни… помни, что я всегда думаю о тебе.

— Хорошо, но… что ты имела в виду, упомянув мистера Доджсона?

Ина продолжала смотреться в зеркало. Ее взгляд в зеркале встретился с моим, и мне на миг почудилось, будто там, в зазеркалье, за позолоченной рамой находится кто-то совсем мне незнакомый. Какая-то чужая, опасная девочка. Не моя сестра.

И она не желает отвечать на мои вопросы — но лишь прижимает палец к губам и молча улыбается.

Я вспомнила эту улыбку и этот зловещий жест, когда вечером мистер Доджсон зашел за мной со своим братом Эдвином, приехавшим его навестить. Несмотря на теплый плащ, я не могла унять дрожь.

Однако едва мы вышли из дома (где я в последнее время чувствовала себя довольно мрачно вследствие маминой хвори, а также поведения Ины, которому не находилось объяснений; все это усугублялось моими собственными тревожными мыслями в сочетании с обычной нагоняющей тоску серостью оксфордской зимы), как я ощутила, что печаль отступает. Ночь сверкала разноцветными огнями, до сих пор отовсюду слышалась музыка (интересно, подумала я, останавливаются музыканты хоть на минуту, чтобы передохнуть или перекусить?), все вокруг дышало любовью. Принц Уэльский женился! Теперь у молодоженов появятся маленькие принцы и принцессы, а сами принц и принцесса в один прекрасный день станут новыми королем и королевой. Наша нация — величайшая в мире. Британская империя вечна, а Оксфорд — бриллиант в ее короне. Я ужасно гордилась своей страной, гордилась своим домом. Все страхи исчезли, кругом царило веселье.

— Эдвин, позволь представить тебе мисс Алису Лидделл. — Мистер Доджсон сделал жест в сторону своего младшего брата — бледную, смазанную копию самого себя. У них были одинаково асимметричные глаза, один ниже другого — однако у Эдвина это больше бросалась в глаза, — и одинаково маленькие рты с чуть опущенными книзу кончиками, вот только в отличие от старшего брата рот Эдвина всегда был чуть приоткрыт.

Ранее я уже познакомилась с несколькими братьями и сестрами мистера Доджсона. Два его брата, Скеффингтон и Уилфред, были студентами и иногда участвовали в наших лодочных прогулках. (Никто из них не пел, и всякий раз, как я роняла весло, они оба вздыхали, причем невероятно шумно.) Однажды мистера Доджсона навещали две его сестры. Женщины показались мне чересчур толстыми и любопытными. (Самая толстая из них, Фэнни, поинтересовалась, надевает ли на меня мама шелковые нижние юбки!)

Поэтому насчет Эдвина меня беспокоили некоторые сомнения. Впрочем, я убеждала себя быть беспристрастной.

— Рада знакомству, — проговорила я и, приседая в реверансе, фальшиво улыбнулась, взяв пример с Ины.

— Очень приятно. — Эдвин поклонился.