Я был на этой войне

И тут бойцов как прорвало. Перебивая друг друга, они рассказывали, что «эта сука» (самый мягкий эпитет) кричал, что жалеет, мол, что удалось завалить только тридцать два «ваших».

Бойцы особенно напирали на слово «ваших». Я понял, что говорят они правду, и если бы он не произнес своей исторической фразы, то, может быть, какое-то время еще и жил бы.

Тут один из бойцов произнес, развеселив всех:

— Он, товарищ капитан, сам удавился.

— Со связанными руками он затянул петельку на поднятом стволе и сиганул с брони, так, что ли? — спросил я, давясь смехом.

Потом повернулся к комбату:

— Ладно, снимай своего висельника, запишем в боевом донесении, что покончил свою жизнь самоубийством, не вынеся мук совести, — я выплюнул окурок и размазал его каблуком. — Но винтовочку я себе заберу.

— Николаич, — впервые по отчеству ко мне обратился комбат, — оставь винтовку, я как посмотрю на нее, так меня всего переворачивает.

Посмотрев в его умоляющие глаза, я понял, что бесполезно забирать винтовку.

— Будешь должен, а ты, — обращаясь к Ивану, — будешь свидетелем.

— Ну, Николаич, спасибо, — с жаром тряс мою руку Палыч.

— Из-за этого идиота мне пришлось тащиться под обстрелом, а теперь еще обратно топать.

— Так забери его с собой, скажешь, что погиб при обстреле, — пошутил Иван.

— Пошел на хрен, — беззлобно ответил я. — Сам бери и тащи этого мертвяка. И если вы будете иметь неосторожность брать еще кого-нибудь в плен, то либо сами тащите его в штаб бригады, либо кончайте его без шума на месте. А бойцов, которые его взяли, как-нибудь поощрите. Все, мы уходим. Дайте команду, чтобы нас пару кварталов проводили.

Мы пожали друг другу руки, комбат, сопя, полез во внутренний карман бушлата и вытащил на свет нераспечатанную пачку «Мальборо». Я поблагодарил и окликнул своих бойцов:

— Семен, Клей, уходим.

Они подошли, поправляя оружие.

— Готовы? Вас хоть покормили?

— Покормили и сто грамм налили, — ответил Семен. — Патроны и подствольники пополнили.

— Ладно, мужики, идем, нам засветло добраться до своих надо, — пробормотал я, застегиваясь на ходу, и пристегнул новый рожок к автомату.

Рожок у меня был знатный: достал два магазина от ручного пулемета Калашникова. Емкостью они на пятнадцать патронов больше, чем автоматные, — 45 штук помещается в каждом. Сложил их «валетом», смотал изолентой, вот тебе и 90 патронов постоянно под рукой. Жаль только, что автомат калибра 5,45, а не 7,62, как раньше. У 5,45 большой рикошет и пуля «гуляет», а 7,62 как приложил, так уж приложил. Бытует такая байка — якобы американцы во время войны во Вьетнаме пожаловались своим оружейникам, что от их винтовки М-16 много раненых, но мало убитых.[5] Вот и приехали оружейники к своим войскам на поле боя. Поглядели-посмотрели и прямо на месте начали эксперименты — рассверливали на острие пули отверстие и в него впаивали иголку. От этих операций центр пули смещался и она, хоть и становилась менее устойчива при полете и давала больше рикошета, чем прежняя, но при попадании в человека наворачивала на себя чуть ли не все его кишки. Меньше ранений стало у противника, больше смертельных исходов.

Наши ничего оригинальнее не нашли, как пойти вслед за американцами, и в Афгане заменили Калашниковы калибра 7,62 на пять сорок пятый калибр. Может, кому он и нравится, но только не мне.

Застегнувшись, взяв в руки оружие, мы попрыгали и осмотрели друг друга.

— С Богом, — произнес я, обернулся, увидел пятерых бойцов, которые проделывали те же операции, что и мы, и были готовы нас сопровождать.

Я посмотрел еще раз на повешенного снайпера, но ствол пушки танка находился под обычным для него углом, и веревки с покойником уже не было на нем.

— Все, пошли, — скомандовал я и кивком головы показал, чтобы бойцы из первого батальона шли первыми.

Зная окружающую местность, они не пошли, как мы, поверху, а, нырнув в подвал, повели нас через завалы и щели. Где-то мы спускались в канализацию, затем где-то вылезали. Я совершенно потерял ориентацию и только по наручному компасу сверялся с маршрутом движения. Выходило, что верной дорогой идем. Спустя где-то тридцать минут сержант, возглавлявший наш переход, остановился и стал искать сигареты. Мы все закурили. Потом он сказал:

— Все, теперь до ваших коробочек осталось пять-семь кварталов, не больше, но подвалами дороги больше нет. Придется вам дальше самостоятельно поверху добираться.

Докурив, я протянул руку сержанту, затем попрощался с каждым из сопровождавших нас бойцов и произнес:

— Удачи! Нам всем нужна удача.

— Вы идите вперед, а мы послушаем минут десять, — сказал сержант.

— Давай, — обращаясь и к Семену, и к Клею, приказал я, показывая рукой направление движения. И первым выскочил из разбитого подвала, упал, перекатился и начал осматриваться, поводя стволом автомата. Не заметив ничего подозрительного, махнул своим. Первым выскочил Семен, за ним с радиостанцией Клей.

Вот таким макаром мы передвигались еще в течение сорока минут, пока не встретились со своими «коробочками». Как только мы начали движение, на нас обрушился шквальный огонь с верхних этажей.