Я был аргонавтом (СИ)

— А ты не хочешь уйти отсюда? — поинтересовался я, потом спохватился. — Прости, я знаю, что тебе нельзя покидать это место.

— Почему же нельзя? — удивилась наяда. — Меня здесь никто не приковывал, я свободна пойти туда, докуда бежит вода из моего подземного ручейка. Я когда-то ходила в гости, чтобы потанцевать и поболтать, только зачем? Везде тоже самое. Мы скучаем, люди либо любят, либо убивают друг друга, а звери ищут пищу и тоже убивают.

Богиня места прошлась по полянке, остановилась у остывшего кострища и принялась рассматривать лежавшие вещи. И не успел я опомниться, как наяда схватила бурдюк с вином, размотала шнурок, понюхала, а потом сделала глоток, что впору бы делать Гераклу

— Вот что у вас есть хорошее, у людей, так это вино, —изрекла маленькая богиня. — По сравнению с вином у сатиров, это нектар.

Девушка жадно припала к горлышку, словно теленок к вымени матушки и дальше я слышал только звуки, напоминающие мычание. Вылакав половину бурдюка, богиня места отвалилась-таки, икнула и, со счастливым видом упала на землю. Наяду я подхватить не успел, зато успел спасти остатки вина.

Быстро она... И что мне теперь с ней делать? Спит себе, пузыри пускает.Ладно, спрошу у старших товарищей. Вон, Геракл возвращается с добычей — тушей косули, накинутой на плечо.

— Хайре, герой Эллады, — помахал я рукой своему, якобы, другу. — У вас лекаря в команде нет?

— Так у нас Асклепий — лучший лекарь Эллады. А зачем тебе?

Я кивнул на «бездыханное» тело. Полубогу хватило нескольких секунд, чтобы сориентироваться. Скинув с плеч и добычу и копье, Геракл заорал, сжимая огромные кулаки:

— Да что ты творишь-то, приап собачий! Да тебя убить мало за такое!

— А что ты на меня орешь, баран фиванский! — вызверился я, хватаясь за котел, который только что вымыл. — Сейчас как дам по башке, худо станет.

В эту минуту мне было плевать, что передо мной величайший герой древности и я готов был треснуть его огромным горшком, в котором недавно варили кашу. Геракл посмотрел на меня круглыми глазами, потом неожиданно заулыбался.

— Горшок поставь, — попросил меня полубог. — У меня башка крепкая, выдержит, а котел расколешь, в чем похлебку варить станем?

Не сразу, но я поставил котел на землю, но далеко от него не отходил. Мало ли, от героя отбиваться придется. Геракл же, тем временем, взял на руки девушку и осторожно отнес ее к источнику, а потом аккуратно опустил в воду.

— Может и ничего, придет еще в чувство, — изрек герой. Повернувшись ко мне, спросил: — Ты зачем наяду спаивал? Если бы захотел, она бы и так дала.

— Я спаивал? — обалдел я от ложного обвинения. — Да она сама, как бурдюк увидела, ухватила его и присосалась, словно пиявка. Сказала, что вино, это лучшее, что есть у людей.

— Да? — с сомнением спросил Геракл, заглядывая в родник, где на дне спала пьяная наяда, свернувшаяся в клубочек. Почесав волосатую шерсть на груди, полубог изрек. — Если она и раньше пивала, то может и ничего, оклемается.

— Думаю, что пивала, — усмехнулся я. — Говорила, что наше вино лучше, чем у сатиров.

— Конечно лучше, — авторитетно подтвердил полубог. — Рогатые даже копыта не моют, когда виноград топчут, а потом вину выбродить не дают, чуть ли не сразу лакают. Слабенькое у них винцо, да еще с навозом.

— А почему нимфам нельзя пить вино?

— Дуреют они с него. Помнится, мы с Ификлом, по молодости да по дурости, напоили одну ореаду, так она разговаривать разучилась, теперь лишь чужие слова повторять может, да и то, только последние. Раньше такая болтушка была, не остановишь.

Глава четвертая. Сизифов труд.

На поляну у родника начали возвращаться аргонавты, ушедшие на охоту. Притащили ланей, вроде той, что была убита Гераклом, изрядное количество птицы, штук пять зайцев, подсвинков.

С берега подошел Ясон — мужчина лет тридцати, с высоким лбом, русоволосый, чем-то напоминавший Вячеслава Дворжецкого в роли капитана Немо, только без бороды, и принялся распоряжаться. Часть добычи должна быть съедена прямо сейчас, а часть взята с собой, про запас. На самом «Арго» нечего и думать разводить костер, но может так статься, что мы можем высадиться на голодный берег.

Ясон был красив. Не смазлив, как юноша, только и думающий о своей внешности, а красив той неброской мужской красотой, за которой скрывается и благородство, и мужество.

Не было мужа вовек средь героев, в прежние годы.
Живших, — всех, сколько их ни родил Зевес-громовержец,
Или от крови других бессмертных богов ни возникло, —
Кто бы сравнился с Язоном, каким супруга Зевеса.
Сделала нынче его, — и на взгляд и речами прекрасным.
И, на него озираясь, товарищи даже дивились:
Так он красою сиял!