Я буду рядом

Они еще перекинулись парой фраз, и Мурад оставил Чербицкого в беседке. Он отправился проверить, как идут дела с подключением уже установленных камер. Возвращаясь к дому по узкой мощеной крупным декоративным камнем тропинке, извилисто проложенной через ярко-зеленый газон, Мурад размышлял об отношениях в семье Чербицкого. Настя, конечно, не подарок, но и Алла, несмотря на кажущуюся мягкость и деликатность, его не провела: она была одним человеком с посторонними и совсем другим – с падчерицей. Мурада удивляло, что Чербицкий никак не реагировал на перепалки между женщинами. Мурад почему-то думал, что в семье жертвой была Алла, а Чербицкий всегда защищает дочь, но только что разыгравшаяся в беседке сцена показала, что Мурад ошибся. И ему в какой-то момент даже стало жаль Настю: девочка бесилась, потому что ревновала, считала Аллу недостойной своего отца.

Мурад бросил взгляд на дом. В окне второго этажа колыхнулась штора, и Мурад увидел Настю, которая с ногами забралась на окно и уселась там с какой-то папкой на коленях. Она тоже заметила его и показала ему язык, а потом демонстративно уставилась в лист бумаги и, вооружившись карандашом, начала что-то чиркать. Мурад уже не первый раз видел девушку сидящей на окне и догадался, что это был ее любимый уголок.

Несмотря на только что всколыхнувшуюся в душе жалость, Настя его раздражала. Вся такая непосредственная, мило-воздушная, в странной винтажной одежде, которой она отдавала предпочтение, с этими ее золотистыми длинными локонами и красивой мордашкой. Мурад всего этого терпеть не мог, всех этих гламурных красивых девушек, помешанных на шмотках и деньгах. Они сидели на диетах, регулярно посещали спортзалы и салоны красоты, часами бродили по магазинам, спуская деньги отцов, мужей, любовников. Он презирал и их самих, и их образ жизни. Взять хоть Настю. Кукольная красавица, для которой нет ничего святого, которая привыкла получать все и вести себя, как ей взбредет в голову. Вспомнить хоть день их встречи. Она вышла открыть дверь в таком крошечном бикини, что оно почти ничего не скрывало. Мурад был строгих взглядов. Нет, он, конечно, давно уехал со своей малой родины и многое повидал в больших городах. Он и сам был далеко не без греха. И женщины у него были. Всякие. Разные. Но внутри него все равно сидело традиционное воспитание, и он по-прежнему считал, что оголяться вот так бесстыдно, напоказ – неприемлемо. Красота женщины должна быть доступна только для одного мужчины – ее мужа. Да если бы у Мурада была дочь и она осмелилась выйти перед незнакомым человеком в купальнике, он бы выпорол ее так, что живого места бы не осталось. А жену – так и придушил бы собственными руками. А Настя вон ходит – и ничего. «Красивая, притягательная, но пустая», – решил про себя Мурад. Подойдя к дому, он снова вскинул глаза, но Насти в нише окна уже не было. Вот и порхает по жизни словно птичка. «Тебе на погибель», – вдруг пронеслась в голове странная мысль. Мурад тряхнул головой, пытаясь прогнать ее, и вошел внутрь.

Глава 6

Настя увидела приблизившегося к дому Мурада и, когда тот вскинул голову и посмотрел прямо на нее, не удержалась от детской выходки: показала ему язык. Он лишь сузил глаза и отвернулся.

– Вот и не смотри, – надула губы Настя. – Не для тебя сия красота, – расправляя широкую белую юбку на коленях, пробубнила девушка.

Пока Настя оставалась в доме отца, Мурад не так часто показывался ей на глаза, но его незримое присутствие она постоянно ощущала. Стоило ей пойти к бассейну или просто пройтись по парку, как тень телохранителя начинала мелькать где-то неподалеку. Даже если Настя не видела Мурада полдня, она знала, что он где-то рядом. Этот мужчина, казалось, успевал делать сто дел сразу. Иногда Настя украдкой рассматривала его. И хоть Мурад ее безумно раздражал, она не могла не признать, что он был красив, какой-то темной необузданной красотой. Из книг и фильмов Настя знала, что такие мужчины влекли к себе женщин, но не приносили им ничего, кроме страданий. «Красота – страшная сила», – мелькнула в голове заезженная фраза. Настя ухмыльнулась: темная красота Мурада против ее светлой; ее нежность против его неотесанности; его жесткость против ее мягкости. Чья возьмет?