Я буду рядом

Хотелось ли мне столь же сильно когда-нибудь рассмешить кого-то? В памяти всплыло лицо отца, и мелькнула горькая мысль: «Как нелепо я провела время дома после маминой смерти». Без мамы отец утратил способность смеяться, и я ни разу не попыталась его рассмешить. И следом за воспоминаниями об отце перед моим мысленным взором возникло мрачное лицо Дэна. Слезы, наверное, никогда не перестанут литься из моих глаз! Я вытерла их ладонью и наконец прямо взглянула в лицо Мен Сё. Он тоже оказался далеко не в лучшей форме. Его джинсы намокли, а рубашка оказалась разорванной в клочья на спине. Неужели в корне смеха кроется и печаль? Смеясь, я испытывала одновременно радость и грусть. Множество слоев этих чувств переполняли мое сердце в одно и то же время. Я тут же перестала смеяться, но мы уже стали ближе друг другу. Простая, казалось бы, ничего не значащая смешная история смогла обратить запутанную и безвыходную ситуацию в простую неприятность.

– Что случилось с твоими туфлями?

Он взглянул на мои босые ноги. Я тоже опустила глаза, уставившись на брусчатку мостовой. И хотя я умудрилась потерять даже носки, эти неприятные моменты уже успели улетучиться из моей памяти. Я помнила лишь, как с толпой других людей оказалась перед закрытым подземным переходом, как меня сбили с ног и я упала лицом на землю. Боль в колене, о которой я на некоторое время забыла, снова вернулась и заставила меня покачиваться на пятках. Он указал на мои перепачканные в крови колени и спросил:

– Тебе больно?

– Да.

– Если идешь на демонстрацию, надо потуже затянуть шнурки на ботинках и надеть маску.

– Я не собиралась на демонстрацию.

Он пристально взглянул на меня:

– Пойдем и поищем твои туфли.

– Сначала сумку!

Я подумала о трех копиях рукописи «Мы дышим», которые остались в моей сумке. Если бы он знал о потерянной сумке, то наверняка посоветовал бы мне потуже затянуть шнурки и нацепить маску, а не приносить вместо этого сумку.

– Чон Юн, ты – бродяга.

В тот момент я и сама себе казалась бродягой. При себе у меня не осталось ничего дороже тысячи вон. Главной моей ценностью сейчас был он. Выражение его лица начало медленно меняться и из лукавого сделалось серьезным. Не одной мне было тяжело. Когда мы свернули в переулок и добрались до пустыря, там оказалась целая гора потерянных туфель, сумок, шляп и курток. Пропитанные слезоточивым газом и облитые водой из брандспойтов, все эти вещи промокли и неприятно пахли. И только тогда он убрал руку с моего плеча. Он снова оглядел меня и снова задержал взгляд на моих босых ступнях. В городе постоянно случаются непредсказуемые вещи. Я и подумать не могла, что однажды окажусь в центре города и кто-то станет без стеснения разглядывать мои босые ступни. И ступни эти будут покрыты синяками, ссадинами и грязью.

– Теперь я понимаю, почему ты плакала.

– Я плакала вовсе не из-за туфель.

Я, сама того не осознавая, начала разговаривать с ним.

– Тогда что ты делала сегодня в центре?

– Гуляла.

– Гуляла?

Казалось, он не понимал, о чем я говорю, и некоторое время молча смотрел на меня.

– Я должна найти сумку.

Понемногу в переулке начали появляться люди, которые, как и я, где-то притаились. Сначала около кучи вещей стояли только мы, но постепенно вокруг стали собираться встревоженные люди, желавшие найти свои пожитки. Многие были босыми, один человек шел в нижнем белье, а другой поддерживал руку, судя по всему сломанную. Все эти люди выглядели сильно оглушенными. Я принялась раскидывать вещи в разные стороны, разыскивая свои туфли и сумку.

– У тебя ведь были теннисные туфли, правда?

– Да.

– Белые?

– Да.

– И коричневая сумка с длинным ремешком.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что это твои вещи.

«Потому что это твои вещи», – слова эхом отдавались в моих ушах, словно падающие на крышу капли начавшегося дождя. Он принялся рыться в куче вещей в поисках моих туфель и сумки. Фотоаппарат болтался у него на шее, как маятник. Я не знала, что происходило у него в голове, но неожиданно он схватил фотоаппарат и сфотографировал гору потерянных вещей. Он уже собирался опять повесить фотоаппарат на шею, но затем протянул его мне и снова принялся искать мои туфли. Я видела ручки и карандаши, высыпавшиеся из сумок, шляпы, носовые платки, косметику и даже маникюрные ножницы. Сломанная оправа чьих-то разбитых очков сиротливо лежала в куче, и мне удалось заметить даже чей-то ремень. Повсюду были разбросаны каблуки, отвалившиеся от чьих-то туфель.

– Я нашел!