- Занес руку, а ударить некого! - сказал я, обращаясь к старшинам. Бежали паны перед нами, как перед карой божьей. В их таборе было серебра больше, чем свинца, и больше слуг, чем воинов. Серебро мы забрали, слуги бежали. Теперь ждет нас только свинец и только воины. Начиная свое дело святое, стояли мы перед выбором: погибнуть с позором или со славой. Теперь показали всему миру, что не погибли, живем и разрастаемся в силе. Враг когда-то был страшен для нас, теперь, хотя и одеты в железо, умирают, едва увидев казака. Нет уже перед нами ни Жолкевских, ни Ходкевичей, ни Конецпольских - одни только Тхоржевские и Заянчковские. Печальное зрелище. Увидели мы тут, под Пилявцами, что войско оленей с вождем львом лучше, чем войско львов с вождем оленем. Сто тысяч бежало от нас, потеряв в стычках, может, какую-нибудь тысячу. Знак недобрый не только для врага, но и для нас, ибо мы не знаем теперь своей силы. Сто тысяч - это еще не весь народ и не все королевство. Можем идти дальше хотя бы и до Вислы, до Варшавы, можем загнать панов сеймовых до Гданьска, или даже в Нидерланды, или к французскому королю, но хватит ли нашей силы и есть ли необходимость выходить за пределы родной земли, которая помогает нам каждой былинкой, а врагу - злая мачеха на каждом шагу? Что скажет честная рада? Возвращаться ли под Белую Церковь, разойтись по полкам, наводить порядки в своей земле и отдыхать от трудов - иди подойти к Львову и освободить весь народ украинско-русский вплоть до Люблина и Сандомира? Не надеюсь на мнение единодушное, потому что единодушие существует только между мертвыми. Когда римский сенат трижды подряд принимал единогласные постановления, приходили преторианцы и разгоняли его мечами. Разве нам нужно такое единодушие? Хотел бы, чтобы каждый, кто имеет свое мнение, высказал его тут перед всеми.
- А что думает пан гетман? - спросил Кривонос, у которого рука была на перевязи: задела-таки его пуля под Староконстантиновом. Был он очень печален на вид, как и я сам, и что-то странное появилось в нем, я даже не узнавал своего храбрейшего полковника.
- Если скажу о своем намерении, многие из вас побоятся суперечить гетману, и я так и не узнаю ваших мыслей, - ответил я.
- Кому бы хотелось потерять голову! - мрачно пошутил Нечай.
- Да уж только не тебе с твоим дебелым гамалыком, - кольнул его Богун.
- Не знаю, как ты, пане гетман, - сказал Кривонос, - что же касаемо меня, то мне не хочется ни во Львов, ни в Варшаву.
- Резонно молвит полковник Кривонос, - тотчас же вмешался Выговский. Войску нужен отдых, да и о зиме следует подумать. Поспольству пора возвращаться к плугу, по всей Украине не пахано, не сеяно. Привыкнув казаковать, отучатся пахать землю и будут пробовать жить одним разбоем и грабежами.
- Сразу видна шляхетская душа пана писаря! - засмеялся Кривонос. Когда я говорю, что ни во Львов, ни в Варшаву не шел бы, то не хочу и стоять табором, а двинулся бы раньше всего на Волынь, чтобы очистить ее всю, а потом, может, и о другом подумал.
- Чего нам здесь топтаться на месте? - закричал Чарнота. - На Варшаву веди нас, батьку, и все! Застукать панство, пока оно тепленькое, в гнезде!
- Удерет твое панство, Чарнота, как и тут, - сказал я ему, - а в Варшаве останется сто тысяч голодных ртов. Имеешь ли чем их накормить?
- Вырезать всех под корень!
- А если резанут тебя? Кто мы - воины свободы или заурядные головорезы? Хочешь стянуть на нас проклятия всего мира? Да и почему это мы должны идти в чужую землю. Свою еще не взяли всю в руки. Вот и кажется мне наиболее правильным идти на Львов, потому как грех был бы не показаться под его стенами.
- Ежели так, зачем же нас спрашивал? - недовольно заметил Кривонос.
- Чтобы утвердиться в своем намерении, - ответил я ему и всем тем, кто выражал несогласие молчаливое или выраженное, как это сделали Чарнота и генеральный писарь.
Выговский, словно бы поощряя полковников к сопротивлению гетманским намерениям, снова взял слово и начал перечислять, сколько всего нужно для войска и какая тяжкая руина ждет нас, если не возвратим посполитых назад к земле, но тут уже с ним срезался Чарнота, а я сидел, смотрел на пана Ивана, которого купил у татарчука под Желтыми Водами за клячу, и пробовал угадать: друга себе купил или врага заядлого, помощника верного в своем деле тяжком или душу ненадежную и предательскую? Тогда еще не мог себе ответить. Каждого видел насквозь, душу каждого читал, как раскрытую книгу, а душа Выговского оставалась темной для меня и неразгаданной, хотя внешне человек был самым послушным, самым верным и самым предупредительным.
Кривонос снабжал меня вестями неутомимо. Умел не только брать укрепленные города, но еще и имел повсюду свои глаза и уши, все знал, все выведывал своевременно, и уж если запустил верного своего человека и в королевскую канцелярию, что тут говорить!