Я беременна, профессор!

Ну и черт с ним!

– Даш, ты вообще палишься нещадно! Мне кажется, уже все в курсе о ваших шурах-мурах, – хихикнула Таня, когда мы вышли из аудитории.

Тоже мне, Америку открыла. Конечно, все были в курсе, это ни для кого не секрет.

– Мне все равно.

– Тебе не все равно, не надо врать. Да и Венику тоже не все равно. Ты бы видела вас со стороны.

Мне очень хотелось расспросить, как это было глазами девочек, но я сдержалась.

– Вообще, тебе нужно изобрести новый план, – уверенно сказала Таня, толкая перед собой дверь.

Мы вышли из университета и я сделала вдох. Свежий воздух немного разогнал туман в голове.

– Ничего я изобретать не собираюсь. Пусть все будет, как будет. Поехали по домам.

Тогда я даже представить не могла, какие новости меня ждут уже к концу этой недели… Новости, перевернувшие мою жизнь. Впрочем, чему тут удивляться, если в этом был замешан профессор, с появлением которого вся моя реальность и так встала с ног на голову?

Я взял в руки бутерброд и сверился со своим расписанием на сегодня.

Так, на пять часов у меня Иванова. Дарина. Та самая, которой я не дозвонился. Отлично, нужно будет проверить, как чувствует себя подсаженный ей эмбрион.

Продолжая листать записную книжку, я надкусил бутерброд и поморщился. Надо же, какую ужасную нынче делают ветчину! Сущий пластилин. И на вкус такая странная…

Продолжая автоматически жевать, я сделал несколько пометок в своем ежедневнике. Ругнулся, когда ручка вдруг перестала писать и в тот же момент обнаружил, что какая-то пелена застилает мне глаза.

Да нет же, не пелена! Пузыри. Мыльные. Нахмурившись, я огляделся в поисках источника этого безобразия. В кабинете не было никого. Вздохнув от досады, я вдруг обнаружил, что пузыри вырываются из моего собственного рта. Твою мать!

Взгляд метнулся к бутерброду в руке и я мученически застонал. Пузыри полетели из меня с новой силой, наполнив кабинет химическим ароматом клубники.

Отбросив в сторону кусок мыла, который умудрился надкусить по рассеянности вместо бутерброда, я пошел срочно промывать рот. Хорошо еще, что не успел это все проглотить!

Наверно, дед все же был прав. Не в том, что мне так уж нужна жена. Но в том, чтобы кто-то следил за тем, чем я питаюсь. Шлюшка Молли с этой функцией явно справиться не могла. Она и себе-то еду добыть была неспособна! Может, стоит завести дома мышей? Будет кошке пища, а заодно и развлечение. Отличный вариант экономии ресурсов и времени, я считаю.

Все это проносилось в моей голове, когда я старательно пытался сплюнуть изо рта мыло. Но не особо преуспел к тому моменту, как в кабинет постучалась Серафима Петровна.

– Альберт Венедиктович! – позвала она.

– О аое еаиа еоа? (Что такое Серафима Петровна?) – промычал я, стараясь не наглотаться мыла.

Сука, и кто только сделал это мыло настолько мыльным? Делают, блин, качественный продукт, когда не надо!

– Батюшки! – всплеснула она руками. – Профессор, вы зачем мыло кушали?

«Затем, что жрать хотелось», – мрачно подумал я, но снова открывать рот не рискнул. Просто молча воззрился на свою ассистентку в ожидании.

– Иванова пришла, – сообщила она мне. – Так странно, мне казалось, что прошло недостаточно времени…

Я в ответ только взмахнул рукой – мол, зовите уже, а не болтайте. А сам вернулся к раковине, чтобы снова попытаться прополоснуть рот.

Надо же было не донести проклятое мыло до туалетной комнаты! Не забудь я его на столе – сейчас бы не испускал из себя пузыри, как клоун какой-то!

Привкус мыла так и остался во рту, когда я наконец вышел к пациентке. Она уже возлежала в кресле, всячески для меня готовая. В смысле – для осмотра.

– Ну, как самочувствие? – поинтересовался я, и к своему ужасу увидел, как у меня изо рта вырвалась очередная партия пузырей. Бл*дь, да кончится это когда-нибудь или нет?!

– Профессор, у вас изо рта идут пузыри, – сообщила мне Иванова, как будто у меня собственных глаз не было!

– Это не пузыри, – сообщил я ей самым деловым тоном из всех возможных. – Это легкий побочный эффект лекарства, над которым я сейчас работаю. Против бесплодия.

Последняя фраза явно была лишней, и я с досадой прикусил язык. Может, не заметит?

– Альберт Венедиктович, вы испытывали средство от бесплодия на… себе?

Тьфу, бл*дь, заметила.

– А что такого? – откликнулся я невозмутимо. – Все должны иметь возможность завести детей.

Иванова согласно закивала.

– Вы настоящий волшебник, профессор! – сказала она с чувством и раздвинула ноги еще шире. В тот самый момент, как я весь вооружился – датчиком узи, разумеется.

Один взгляд – и я начал подозревать, что я не только волшебник, но еще и фокусник. Потому что эмбриона, подсаженного Ивановой неделю тому назад, в матке не было.

Я нахмурился, пытаясь сообразить, куда мог пропасть эмбрион. Ну не убежал же он оттуда, в самом-то деле?

Здесь могло быть только одно объяснение с точки зрения науки: никакого эмбриона не было подсажено пациентке в принципе. А это значит… это значит, что он был подсажен кому-то другому. Если принять за истину тот факт, что Серафима Петровна действительно произвела запланированную операцию.