Я беременна, мальчики!

Она изменилась, за это время. Похорошела и, кажется, чуть-чуть поправилась. Да, определенно. Щечки, грудь… Да, что за нафиг? Даже губы, казалось, стали еще полнее. Словно девушка целый час до этого с кем то сосалась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сжал кулаки. Потому что сдерживаться становилось все тяжелее.

Аппетитные, манящие, чуть приоткрытые.

Блять, как же я любил ее губы, особенно нижнюю. Именно после моих укусов она становилась точно такой же: отекшей, нежно розовой и такой манящей.

Ева опустилась на стул напротив, бросила на меня мимолетный взгляд и тут же уставилась на моего брата.

Ненавижу.

Она схватила тонкими бледными пальчиками ремешок своей сумки, и притянула это нечто, больше похожее на кошелек, ближе к груди.

А потом… Потом она разрушила мой мир окончательно.

— Я беременна, — Ева облизала нижнюю губу и продолжила, — срок четырнадцать недель.

Твою ж…

— Вот как, — произнес Мирон, тогда, как я часто задышал через нос, пытаясь поймать связь с этой реальностью, — значит уже можно сделать тест на отцовство, если это мой ребенок я возьму за него ответственность, — он как всегда мыслил трезво и четко, в любых моментах оставаясь примером порядочности и рассудительности. — Только причем здесь Кирилл, ты думала без него я начну откручиваться от обязательств?

— Нет не так Мирон, — Ева набрала воздуха в свою пополневшую грудь и, по-прежнему не глядя на меня, пока я тут сдыхал на этом чертов стуле, произнесла, — Я не знаю кто из вас отец.

— Да ну нафиг, — натужно рассмеялся Мирон и у меня потемнело в глазах, — Ты все таки затащил ее в койку, — повернулся он ко мне, — пять балл…

Брат не договорил, я просто врезал ему по морде. От неожиданности Мир не удержал равновесие и повалился вместе со стулом на пол. Мне не полегчало, от слова совсем, я поднялся и тут же подал брату руку, помогая встать с пола и лишь потом поймал взгляд Евы, направленный на меня. Наконец-то она смотрела на меня, а не на брата. Наконец-то она видела меня, а не предмет своего слепого поклонения.

Я нагло ухмыльнулся, и развел руки в сторону.

— Уж прости, Евочка, что повредил морду твоему любимому. Ничего, — стукнул брата по плечу, — до свадьбы заживет. Так ведь? — сильно сжал ладонь и брат заторможено кивнул. — Ну и ладненько, — достал из заднего кармана ключи от машины, со старым брелком от байка и, подкинув их на ладони, ехидно улыбнулся, затем подмигнул ошарашенной Еве, — удачи вам, дети мои. Мир и покой, тьфу, — поморщился от подступившей горечи, — совет да любовь.

Обошел стол и направился к выходу, с каждым шагом чувствуя, как внутри все умирает, как еще чуть-чуть и произойдет затмение, крышу сорвет и не останется вокруг совсем ничего живого.

Ноги подрагивали, руки тряслись. Эгоистичный ублюдок внутри меня твердил, ребенок может быть моим, моим, моим, И мы сука никогда в жизни не сможем узнать так ли это. Здравая часть меня, убеждала валить отсюда подальше, пока цел, пока жив.

— Кир, — тихий полушепот полустон послышался за моей спиной.

И планку сорвало, я разорвался на миллион мелких частиц, переставая существовать. Я перестал быть прежним Киром.



Глава 34

Ева

От шока я едва стою на ногах. Мирон все еще придерживает меня за плечи, и я брезгливо веду ими, сбрасывая его руки.

— Прости за брата, — учтиво говорит он, — присядь, я попрошу принести воды.

— Ничего не нужно, — говорю я, но таки сажусь, потому что встать и выйти пока не могу: голова кружится, ноги ватные, а руки какие-то невесомые.

Смотрю на парня и взгляд цепляется за его размеренные, чересчур чистоплотные движения, за то, как он перелистывает меню. Что-то в его движениях кажется мне таким… далеким, что ли. Я еще не понимаю, что именно не так, когда пытаюсь прийти в себя, отвожу взгляд и прохожусь по кафе, осматриваю присутствующих, когда до меня доходит.

— Дай руку, — говорю Мирону.

Он смотрит на меня, как на умалишенную, но все-таки протягивает руку.

— Не эту, другую.

— Что-то не так? — странно говорит парень, а я смотрю на идеально ровную поверхность кожи. Никакой татуировки.

Вожу пальцем по запястью парня, а у самой в голове сейчас сбор картинок. Как я хватаю его руку, как объясняюсь, что у меня не было отношений, как пытаюсь рассказать о себе, как он одергивает руку и скрывает тату.

— Ты водил когда-нибудь девушку на пятьдесят оттенков? — бесцветным тоном спрашиваю я.

— Ты шутишь? У тебя, наверное, гормоны. Точно не хочешь воды? — заботливый тон, чрезмерная педантичность.

Я почти бью себя по лбу, но вовремя одергиваю руку и мысленно называю себя полной идиоткой.

— Так водил или нет?

— Нет, конечно. На такое только Кир способен, — он усмехается. — Наверняка же вы с ним ходили, — он как-то странно смотрит на меня, и я понимаю, что он ничего не знает.

Понимаю, но от этого так плохо, что тошнота тут же подкатывает к горлу. И вроде токсикоз далеко позади, но я хватаю куртку и вылетаю на улицу, вдыхаю морозный воздух полной грудью и пытаюсь совладать с чувствами.