Я балдею от его ямочек

Он так смотрел, так смотрел, что щеки снова вспыхнули. И уши. И во рту пересохло.

Но ведь он не Егор!

Эта мысль мелькнула и пропала.

– Мик… – она откашлялась, – Мик, иди домой.

– Думаешь, я не знал, что ты так скажешь?

– Зачем тогда пришел?

– Посмотреть на тебя. Без него! С ним ты снова будешь глаза отводить. Как будто виноватая. А ты ни в чем не виновата! Я просто хотел сказать тебе это.

– Все?

– Остальное напишу.

– Не надо, Мик.

От этих слов желваки у него заходили туда-сюда. Очень решительным, очень мужским жестом он взял ее за руку и положил ладонь себе на грудь. Там бухало рывками, горячо и сильно, его сердце.

Ну же, сказала она себе, это не Егор, ты не должна. Не должна и не будешь!

Не будешь что?

Влюбляться?

Смотреть на него?

Жалеть?

– Это не жалость, Лин, – сказал Мик, читая в ее глазах, – не жалей меня, поняла?

– Ага, – пискнула она.

И снова тень Егора пронеслась между ними.

Мик отпустил ее руку. Лина выдохнула.

– Пойдешь со мной в кино? – Спросил он.

Она помотала головой.

– В парк?

Она помотала еще.

– На море?

Она засмеялась, но невесело.

– Мне побить его что ли?

– Мик!

– Тогда прощай.

– Вот еще!

Теперь Лина схватила его запястье, сжала что есть сил. Прошептала, что так нельзя. Вот так расставаться – нельзя! И слов таких говорить не стоит, больно очень. Они же друзья!

– Ты мой друг? – Усмехнулся Мик, и ямочка на щеке заиграла опять.

У Лины проскочила сумасшедшая мысль, что ямочка всему причина! Она перепутала все.

– Конечно, я твой друг, – сказала Лина, зная, что это не совсем так.

Или – совсем не так?!

Раскованность, которую она всегда чувствовала рядом с ним, пропала. И будто ушла почва из-под ног. От страха сделать что-то не то, не так, или не сделать чего-то, внутри все вибрировало.

А что если сейчас он уйдет, и она больше никогда его не увидит?

– Лина!

– Что?

– Я не уйду, если ты этого не хочешь. Только не надо про дружбу, ладно? – Он скривился, как от кислого, – как там у Пушкина? «…но я другому отдана, и буду век ему верна!» Вот это еще годится для отмазки!

Она вскинулась моментально, но он не дал и слова произнести.

– Я завтра приду. Адьос!

Его силуэт растворился в полумраке. Лина осталась одна. Меж двух огней.

Так ей думалось потом навязчиво, монотонно. Их двое, а она – одна. Когда это началось, чем закончиться, – неизвестно. Но сейчас было так: одна и двое.

Проснулась Лина в совершенно другом настроении.

Страха не было. Смущения тоже. Она великолепно выспалась, видела чудесные, разноцветные сны, в которых летала, как маленькая. И все предстало в ином свете.

Одна и двое – это же здорово!

У нее есть парень, в которого она давно была влюблена. И есть Мик, который влюблен в нее. Чем плохо-то? Разве она виновата, что не может ответить взаимностью? Она же только одна… а их – двое!

Перед выходом, Лина приплясывала у зеркала.

– Дед, а, дед, ты сразу знал, что на бабушке женишься?

– С первого взгляда!

– Ну, серьезно!

Лина замерла в ожидании ответа. Дед присел на скамейку в коридоре. Потер лысину.

– Да, откуда знать-то, Линуська?! Познакомились, понравилась она мне. ухаживать я за ней стал…

– А ты ей понравился? Сразу она замуж-то согласилась?

– Ох, нет, Маша норовистая была. Полячка же. Эх, и нрав крутой! То ей это не так, то эдак не то! И много к ней сваталось-то, перебирала она…

Лина слушала напряженно, чуть не с придыханием, как сказки в детстве. Спросила:

– А почему же тебя выбрала?

Дед хмыкнул:

– Да за лысину!

– Ну, правда!

– Кривда! Точно тебе говорю! У меня тогда уже волос маловато было, она и решила, что это от избытка мозгов. Ум, говорит, прямо из тебя так и лезет. Вместе с волосами! А я, говорит, дураков терпеть не могу, мужа благоразумного хочу!

Дед засмеялся, утирая глаза. Лина обняла его. Ласково провела по лысине. Заартачилась бы бабка, не будь этой лысины, так и Лины бы тоже на свете не было!

Вот удивительная штука.

А двое и одна – это вовсе не удивительно. На каждом шагу. Сколько угодно историй! И чего она так перепугалась, спрашивается?! Вон и бабушка у нее полячка гордая с кучей ухажеров была, и мама второй раз замуж выскочила, не поморщившись.

* * *

Она думала, что от радости разорвется сердце.

Она думала, стоит увидеть его – и все заботы останутся в прошлом, позабудутся, покажутся неважными.

Она думала, счастье заслонит весь мир.

Так и вышло. Ну или почти так.

Несколько первых минут они молча держались за руки. Лина физически ощущала, как сердце плавится от нежности. Словно мороженое на солнцепеке.

А солнце между тем, действительно, неумолимо жарило. Лицо Егора – близко-близко – качалось в мареве. Блестели на лбу капельки пота. Не отрывая от него взгляда, Лина высвободила руку, достала платок, промокнула осторожно.

Егор улыбался.

Потом они о чем-то говорили. Вероятно, о турнире. О том, как Егор проиграл и почему, и что делать, чтобы в следующий раз выиграть. Им обоим.

Разговор был важный. Но все же их глаза вели отдельный диалог, более существенный.