Я, арестант (и другие штуки со Скаро) (ЛП)

— Кого? Марлона Брандо? — пытаюсь угадать я. Мой голос словно последнее «ква» раздавленной грузовиком жабы. Лично мне показалось, что это была неплохая попытка.

— Ай, прекрати! Модный бал! Помнишь? В техникуме!

Швейный техникум. Мелани. У меня есть подруга, которую зовут Мелани. Какое совпадение. Стоп. Это же она и есть.

— Лилиан Дженовезе! Это имя хоть что-то для тебя значит?

Я радостно киваю, потом, сообразив, что понятия не имею, кто это, мотаю головой. Потом вспоминаю, что из телефона меня все равно не видно.

— Элиза? Алло!

— Привет.

— Ты чего, пьяная, что ли?

Теперь комната кружится вокруг меня, словно карусель. Вау! А это круто!

— О. Верн только что меня бросил, — поясняю я.

На другом конце трубки повисает молчание. Я слышу далекую болтовню и смех, тяжелый ритм музыки.

— Он тебя бросил? Серьёзно? — вернулся ее неодобрительный джазовый голос. Такой удивительно глубокий для настолько худенькой девушки. Раздражающе чувственной, но все же худенькой. — Сдаётся мне, ты не шутишь.

Я заставляю себя подняться и сесть. У меня дежа вю. Помню, как-то раз в старших классах мы с этой девчонкой оплакивали ее расставание с Роджером. А теперь мне нужна она, чтобы оплакать свою потерю.

— Слушай, Элиза, — продолжает она. — Я говорила тебе, что он того не стоит. Ты достойна лучшего. Не заслуживаешь того дерьма, которое тащат за собой такие, как он.

— Это так заезженно, Мелани. Ты и сама это знаешь, правда? — говорю я. Потом всхлипываю. — Приезжай ко мне, поболтаем. Ты мне так нужна сейчас.

— Ты же знаешь, что не выйдет. Одна из нас приняла их предложение, помнишь? Я только завтра смогу выбраться.

— Почему всем прям-таки необходимо поднимать тему об этом гребаном техникуме?

— Потому что это было на самом деле тупо, и люди в наказание дают тебе это понять. Просто не делай глупостей. Алкоголь еще при тебе?

Я тру ладонью лицо. Слезы обжигают кожу. Беру бутылку и понимаю, что она опустела.

— Не знаю.

— Что за лицемерка! Нельзя подавать такой плохой пример, ты же полицейская!

— Я тоже тебя люблю. Удачно потусоваться, Мелани. — Потом вспоминаю, что случилось на вокзале. — О, кстати, я снова видела того робота.

Долгое время Мелани не произносит ни слова. Потом наконец спрашивает:

— Где это было?

От ее голоса тянет холодом; весь заряд бодрости и самоуверенности испаряется. Внезапно голос звучит слегка испуганно.

— Это было… о… это было… на вокзале. Папа тоже уехал. Опять.

Мелани никак это не комментирует. Ни «Ох, бедняжка», ни «Приезжай, выпьем по мартини» — ничего, что могло бы меня утешить.

— Ну и что он там делает… делал?

— Да, в целом, ничего. — Ее внезапная опасливость начинает меня раздражать. Я хочу говорить о себе, а не о тусующемся по району гребаном пришельце-танке, про который мы обе в курсе. Черт, зачем я вообще про него вспомнила? — Ничего он не делал.

— Ладненько. Просто держись от него подальше, окей?

— С чего бы? Он ведь не опасен или что-то типа того.

— Ты не можешь этого знать наверняка. — Эти последние слова зловеще гремят из трубки. Слишком зловеще для того, кто веселится на вечеринке. Я сглатываю ком в горле, неожиданно чувствуя себя немного трезвее.

— Ты тоже. Смотри, если до завтра я не помру, то справлюсь как-нибудь и со сверхъестественным. Давай, веселись.

Она расслабляется.

— Спасибо. Обязательно. Ты действительно до сих пор работаешь в полиции?

— Типа того.

— А ты же вроде говорила, что ушла!

— Уйду. Увольняюсь… завтра.

— Пиздишь. Действуй, подруга!

— Люблю тебя.

— И я. Мне пора, не умирай, хорошо?

Я кладу трубку. Слава богу, что есть друзья!

Как здорово, что у меня есть Мелани. У большинства других не хватило бы на это терпения.

И еще я понимаю, что насчет Верна она права. Конечно, мне больно, но кто он в конце концов такой? Бродячий пес, которого я подкармливала объедками. Не подцепи я его в каком-то клубе, он бы не бросил меня сейчас.

Ладно, я с ним спала. Если я и фригидная, что с того? Я такая, какая есть. О, конечно, эта мелочь — не то, за что мне стоит благодарить своих родителей. Кроме того, что он вообще знает о жизни? Какой-то белый чувак, который жарит блинчики и вытирает столики в кафе?

Я хихикаю под нос.

Потом, кажется, вырубаюсь, потому что, открыв глаза, понимаю, что лежу лицом в блевотине, солнце притворяется атомным взрывом, а голова так точно собирается взорваться.

Мелани всегда боялась далека. Да. Теперь я называю его далеком. Потому что он сам себя так назвал, когда в тот день незаметно исчез. Я часто это забываю. Она не хотела говорить о нем и частенько меняла тему, хотя обо всем остальном мы отлично могли поболтать.

Мне нравилась Мелани. И до сих пор нравится. Наверное, она была самой клевой, симпатичной и привлекательной девчонкой в четвертом классе, и при этом не одевалась как шлюха (потому что многие одевались, несмотря на то, что им было… сколько, девять?). О. А еще так вышло, что она была моей лучшей подругой.