Я-1

На самом деле, я никакой правды не знаю ((9-c) Я — бог не потому, что я всё могу, а потому что такой же хороший гусь в человеческом плане), поскольку её не существует, как, впрочем, и кривды. Не существует вообще ничего, и в этом и состоит (так же на самом деле не существующая, как, впрочем, и несущественная) тайна тайн. Просто мне всё безразлично. Это тоже правда, которую я якобы знаю. Если я что-то делаю, а делаю я много, собранно, методично и скрупулёзно, то это для меня то же самое, что для некоторых утренняя зарядка, умывание и чистка зубов. Не больше и не меньше. Единственным выходом для любого человека, у которого есть мозг и сердце, действительно может быть только самоубийство, но… боюсь, А этого не поймёт. Огорчать её я не хочу. А то она расстроится, в её жизнь войдёт горе горькое, трагедия и прочее-прочее, что, в конечном счёте, приведёт к тому, что она сделает те же выводы, что и я, а жить с этим ей, возможно, будет тяжелее, чем мне и при определённых внутренних обстоятельствах она чего доброго так и сделает. А может она и так знает и чувствует гораздо больше меня — я не знаю. Она — женщина. Она моя любимая женщина, хотя я знаю, что то, что Женщина так много значит в моей жизни — это тоже случайная хуйня. Просто программа такая, и, вообще, если я не могу найти прямых аналогий с жизненными ситуациями, историями и любыми эмоциями в принципах работы компьютера, то это означает только одно — я не программист и просто не нахожусь на достаточном для этого уровне компетентности.

Потому-то я и хотел назвать этот роман «История Красивой Сказки, восстановленная мною на основе её отрывочных фраз, произносимых ею на смертном одре в перерывах между приступами удушья». Потом мне показалось этого мало, и я решил, что названий должно быть много, точнее, 13, и каждый читатель должен иметь возможность выбора контекста. Потом пятый вариант показался мне настолько удачным, что я решил оставить только его, поскольку всё равно всё в этом мире действительно однохуйственно.

И ещё. Я, конечно, никого не хочу расстроить, но День Сурка не закончится никогда. И, в принципе, это похуй.

Весь наш мир представляет собой компьютерную игру, в которую при этом никто не играет, да и за компьютером никто не сидит. Да и компьютера никакого нет. Есть дискетка, лежащая где-то в бомжовьей моче на свалке Вселенной. Поскольку игра предельно примитивна, она не только вполне помещается на дискетку, но там ещё и остаётся довольно много места для абсолютной пустоты.

И нет ничего удивительного, что видеть эту свалку со стороны мы не можем, поскольку находимся внутри. А если совсем уж честно, то и свалки никакой нет, как нет и дискеты.

Этот роман я писал целый год, кропотливо выполняя составленный заранее поглавный план. План данной главы выглядел так:

О депрессии. О том, что её не бывает; что просто бывают дебилы и недебилы, но быть умным — не катастрофа, а то, что мир — говно — это в порядке вещей и не повод для расстройства. Там же про родителей и про их неправду. Провести параллель с козлами-американцами — настоящие собаки едят мясо.

А потом я понял, что этот роман должен оборваться внезап…

69

…А потом я принял душ, покурил и понял. Что роман не должен обрываться внезапно. Уж слишком много меня волнует вещей, которые, на самом деле, волнуют не меня лично.

Сегодня же (поскольку время прошло, очередную ночь в пьяном сне пережил) я понял одну простую штуку, на которой хочу закончить, пока не понял чего-нибудь следующего.

Люди, я ненавижу вас всех без исключения. Единственным выходом для умного и талантливого человека, если, конечно, у него есть совесть — является тотальный, беспощадный и постоянный, как и любая другая хуйня, если делаешь её серьёзно, бунт и, конечно же, терроризм! Тупые должны умереть! Иначе вымрут умные, а тогда в существовании человечества не будет даже иллюзии смысла.

Есть, правда, один набивший оскомину, в принципе, скучный вопрос: кто будет решать, кто тупой, а кто умный. Отвечу ясно и коротко, РЕШАТЬ БУДУ Я ((11-a) Я — Бог! Я хочу!!!), чего и вам желаю.

70

Уровень внутреннего шума, создаваемого в моей перенаселённой близкими или просто симпатичными мне людьми душе, порой достигает предела. Мне кажется, что если так будет продолжаться и дальше, рано или поздно меня со всей неизбежностью разорвёт. И кому-то, уже по ту сторону несуществующего боле меня, придётся убирать всю эту грязь, каковую будет являть собой моё рваное и слишком человеческое материальное тело.