Мирон быстро чмокнул в щечку Полину, потрепал по головенке Евгению Алексеевну и строго сказал Асуру:
— Чтоб охранял! Понял?
— Приказ понял… — монотонно пронудил кибер, подхватывая три чемодана сразу.
— До свидания, Мирон! — провопила Женя.
Павильон станции метро «Проспект Вернадского» был разрушен, а сама станция представляла собой глубокий котлован, на дне которого протянулись перроны. К ним вели временные мостики из пластконструкций. Сбегая по шатким сходням, Мирон оглянулся, хватаясь за перила, и помахал рукой.
— Осторожно, двери закрываются, — с заботливой ноткой в голосе объявил автомашинист.
Двери сомкнулись, и Мирон домахал из-за бликующего окна.
— Мам, а поцему Милон не с нами едет? — поинтересовалась Женя.
— Надо говорить «дядя Мирон». Он потом приедет, попозже. У него сейчас работы много, он с дядей Шуриком разгребает завалы… Помнишь дядю Шурика?
— Помню! Он мне на день р-роздения куклу подар-рил! Больсую! Вот такую!
Женя развела ручонки и встала на цыпочки, демонстрируя габариты подарка.
— Ну, вот. А мы сейчас к папе поедем, на остров…
— Настоящий остр-ров?! — впечатлялась Женя, округляя голубые глазенки.
— Ну а как же? Конечно, настоящий…
Семейство Страутов приблизилось к проспекту. Полина заметно хромала после ранения левой ноги.
Полина прищурилась. В Москве было солнечно и ясно. И знобко — осень.
— Женя, тебе будет полезно надеть куртку, — обеспокоился Асур.
— Асул! — сердито сказала Женя. — Какой ты пр-ротивный!
— Да-да, дочечка, — встала на сторону робота Полина. — На улице холодно!
— Мама! — изумилась Женя. — Я зе в свителе!
— Надень, надень…
Асур подал куртку свободным манипулятором, и девочка, насупившись, продела руки в рукавчики.
— Было бы желательно, — затянул робот, — включить подогрев твоей куртки…
— А я тебя не слышу, а я тебя не слышу! — запела Женя, закрывая уши пальцами. Полина улыбнулась, взяла лицо дочки в ладони, нагнулась и звонко поцеловала в носик. Женя смешно зажмурилась.
— Такси прибудет через четыре минуты, — доложил «Вий».
— Подождем. Да, Женька?
— Подоздем, подоздем!..
Полина выпрямилась и смахнула челку со лба. Огляделась по сторонам.
Парки и скверы Юго-Запада уцелели не все — огромные пятна выжженной растительности чернели угрюмо и пугающе. На фоне растрепанных облачков хорошо смотрелась вереница сорокаэтажников слева, за проспектом Вернадского. Удивительно, как им удалось устоять… Справа наискосок поднимались старое и новое общежития МГУ, сохранившие прежнюю высоту, вот только боковые стены обрушились, завалив террасы и наползая на пруд. За общежитиями небеса прочерчивала дуга фривея, переломленная точно посередине. Разноцветными капельками плыли по воздуху птерокары и вертолеты. Их было мало, не то что раньше, но и эти первые робкие вылеты радовали. А сам проспект был почти пуст, укатываясь стеклянной дорожкой в перспективу, где плечистой громадой маячил Университет. Старательно объезжая воронки, подкатило такси и распахнуло двери перед пассажирами. Пока Полина с Женей усаживались и спорили, кто из них займет переднее сиденье, «Вий» погрузил чемоданы в багажник и втиснулся туда сам.
— В Шереметьево! — велела Полина и со вздохом облегчения откинулась на подушки.
Двумя часами позже стратолет «Голубая комета», имея на борту тысячу пассажиров, в списке которых числились «П. и Е. Страут» (Асур путешествовал ярусом ниже, в багажном отделении), вылетел из Шереметьево на Таити, где следовало сделать пересадку. Прямиком на остров Витязя пока не попасть — военное положение…
Садился стратоплан на огромном плавучем терминале — таитянский аэродром Фааа был погребен под обломками громадного себумского транспорта.
Стратотерминал был так велик, что даже в сильный шторм лежал неподвижным блином на кипящих волнах, медленно дрейфуя вокруг одной точки координат. Поверхность терминала расчерчивали посадочные полосы и круги стартовых пунктов. В северной части располагались здания аэропорта, а южная сторона продолжалась пирсами для катеров, прогулочных яхт и грузопассажирских электроходов, снующих от стратотерминала к Папеэте и обратно. Глубокая синева окрестных вод поражала, цвет пологих валов казался нереальным, искусственным — будто кто-то нарочно подсинил волны. Недаром себумы развили тут бурную деятельность — циклопические сооружения перегораживали всю бухту. Архитектура чужих отталкивала — эти косые толстые колонны, поднимавшиеся из моря, эти странные оплывы на выпуклых стенах, дырявые купола… Готовый мемориал памяти погибших в боях за Океанию.
— Иа ора на! — осклабился толстенький администратор в белом мундирчике и с венком на курчавой голове. Если Таити действительно последний рай на Земле, то этот жизнерадостный толстяк был приставлен ко вратам парадиза. — Маэва Таити! Проходите, мадам!
Мадам наградила стража ослепительной улыбкой и прошла пункт регистрации, ведя за ручку Женю. К ним тут же пристроился Асур, вынырнувший из грузового рукава.