И залпы башенных орудий...

Вайнштейн молча сел. Клод плюхнулась на место водителя и включила двигатель. Глайдер скользнул над землей, поднимаясь вверх и одновременно разворачиваясь. Краем глаза Олег Иванович углядел горбатую черную машину ПНОИ, толпу курсантов, сцепившихся с «чернецами», — люди падали, поднимались, отходили и снова бросались в драку.

— И куда мы? — поинтересовался профессор.

— В степь! — сказала Клод. — Мой брат работает дежурным пастухом на ферме! Спрячемся пока у него!

Глайдер пулей летел над лесами и перелесками, речки так и мелькали под ним, а поселки и города проплывали вдали. Вскоре внизу потянулась степь. Иногда ковыльные волны сменялись громадными зелеными квадратами пастбищ.

Тонкой риской на горизонте показалась наблюдательная башня скотоводов.

— Прилетели! — сказала Клод. — Здесь мой братик работает!

Глайдер быстро одолел последние километры, облетел рабочее место «братика» крутом и опустился под пластмассовый навес.

Клод открыла дверцу лифта, подождала Вайнштейна и нажала кнопку. Кабина скользнула по штанге на жилой этаж и остановилась.

— Жан-Поль! — крикнула Клод, покидая лифт. — Жа-ан!

Она быстренько обежала, все комнаты и вернулась.

— Он наверху, наверное!

И по винтовой лестнице забралась еще выше, в круглую комнату с прозрачными стенами. Вдоль стены-окна тянулись пульты, а сам Жан-Поль стоял снаружи, на кольцевой площадке, окаймлявшей комнату.

— Ага, — удовлетворенно воскликнула Клод, — вот ты где!

Жан-Поль живо обернулся и помахал Клод рукой.

— Привет, Клоди! — заорал он. — Как это ты решилась меня навестить?

— Сама удивляюсь! — сказала Клод. — Знакомься: Олег Иванович!

— Здравствуйте! — расплылся в улыбке Жан-Поль.

— Сразу видно — деревня, — вздохнула Клод. — Это же сам Вайнштейн!

— Не обращайте внимания на мою сестричку, — улыбнулся Жан-Поль, — она из тех, кто шутит всерьез! Я вас сразу узнал, видел передачу с космодрома. Сейчас в прямом эфире такие ураганы… Вся Планета гудит! Люди выходят на улицы, кое-где даже комитеты создают, в ополчение записываются!

— Это хорошо! — обрадовался Вайнштейн. — Расшевелили-таки!

Он вышел на кольцевую площадку и вобрал полные лёгкие сухого, терпкого воздуха степи, пропахшего сеном и полынью. И немножко навозом — куда ж тут денешься… Специфика!

Далеко за горизонтом поднимались в небо серо-белые силуэты гигантских зданий, ажурных и легких — целая гряда этих призрачных форм охватывала степь с запада.

В паре километров к югу степь расчерчивали зеленые концентрические кольца дойных лабиринтов. Стадо как раз брело на вечернюю дойку, подгоняемое шустрыми киберпастухами, плоскими гусеничными роботами, заляпанными навозом и грязью. Серебристая сигара дирижабля высасывала через «соломинку» причальной мачты молоко из подземных холодильников.

— Крестьянствуем, — сказал Жан-Поль за его спиной.

— Хорошо тут у вас, — признался Вайнштейн, — тихо.

— В звездной войне тихих мест нет, — проговорил Жан-Поль.

Вайнштейн удивленно обернулся к нему.

— Я уже подал заявление Середе, — спокойно пояснил Жан-Поль. — Через БВИ[7] .

— Ой, какой ты молодец! — сказала Клод и кинулась обнимать брата.

— Ну, не отсиживаться же! — чуточку побравировал тот. — Ладно, хватит о страшном на ночь! Ступайте вниз, умывайтесь, а я пока соображу чего-нибудь на ужин. Да, кстати, профессор, вы бы вызвали Середу сюда, к нам! А то мотается один, не понять где. Попадется еще…

— Пожалуй, вы правы!

Профессор достал коммуникатор, четко произнес координаты и послал их в экстренном импульсе по сверхсекретному каналу.

Вечером, постанывая от удовольствия, Вайнштейн окунулся в кипень чистых, прохладных простыней, раскинул руки и ноги. В стену-окно пялилась Луна, по внешней акустике доносился шум ветра, сонное мычание да крики птиц. Хорошо!

С тихим шорохом в стену уползла дверь, и порог переступила Клод. Лунный свет красиво высветил каждую ложбинку на ее теле. Первым движением профессора была попытка прикрыться, но он таки переборол себя.

Клод прошлепала босыми ногами и легла к нему, прижалась.

— Диди… — прошептал профессор.

— Что?

— Мне восемьдесят скоро… За что мне такой подарок?

— За что? — Клод поцеловала его. — За все! Вы — бойцы! Воины! Образцы мужественности! Титаны! Витязи! Секс-символы!

— Вы преувеличиваете наши достоинства…

Клод глянула.

— Да нет, — улыбнулась она, — нисколечко!

— Ох, Диди…

Вайнштейн обнял «подарок» и погладил девушку по спине.

— Сколько, по-вашему, мне лет? — спросила Клод, устраивая голову у него на плече.

— Ну-у… — задумался Олег Иванович. — Лет двадцать… Больше? Ну, двадцать три…

— Через месяц мне стукнет пятьдесят семь!

— Не может быть!

— А что такого? Ну? — Клод уселась на Вайнштейна верхом и грозно спросила: — Совесть ваша очистилась?

— Вполне! — ответил Олег Иванович, почувствовав себя куда свободней.

— И мы можем прелюбодействовать?

Вместо ответа профессор опрокинул завизжавшую Клод на постель и стал жадно целовать. Себумы там, не себумы, но маленькое человеческое счастье он заслужил…

2