И.З. Суриков и поэты-суриковцы

Трудно не увидеть в этих стихах печальной иронии автора. И возникает она в его сознании не однажды. Приведем в заключение два отрывка из писем поэта. 30 января 1876 года он писал А. Н. Пешковой-Толиверовой: «Нужно ждать весны, тогда, может быть, мое здоровье поправится, если нет — дело скверное, тогда нужно ждать выбытия туда, откуда никто не возвращается в старом виде. А в новом виде возвращаются ли оттуда? Это дело нерешенное, история этого превращения — дело неразгаданное». [1]

И еще: 9 ноября 1878 года Суриков посылает в письме своему другу И. И. Барышеву ничем не примечательное стихотвореньице традиционно религиозного содержания «Вечерняя молитва». При этом он пишет: «Душа моя Ванюша! Я имею поползновение попасть в сотрудники духовного журнала «Странник», а посему пробую себя в духовном роде. Вот эта проба». Н. А. Соловьев-Несмелов опубликовал письмо в издании 1884 года, однако с небольшим изъятием. Он снял подпись, поставленную Суриковым под стихотворением: «И. Голгофораспятенскосинайский»,— а именно она окончательно разоблачала ироническую игру автора письма. [1]

Русская демократическая лирика в творчестве основных ее представителей вообще оставалась равнодушна к любым формам мистицизма, хотя и отдавала подчас дань бытовой обрядности. Поэзия Сурикова говорит об этом достаточно внятно. Надо помнить о необразованности поэта и его товарищей, о том, что истинные ценности культуры давались им с боя. Тем большая доблесть — их свобода от официальной религиозности.

Сознавая, что удел сельских и городских тружеников по-прежнему тяжел, Суриков стремится выдвинуть реальные идеалы, составить заповеди, способные помочь его герою вырваться из кольца бесправия и нужды. Прежде всего это, конечно, труд, труд на земле («Летом» и другие стихотворения). Но и вообще — всякая работа, деятельность, упорство в преодолении тягот: «Все одолеет сила духа, все победит упорный труд!» («Трудящемуся брату»). Такая мысль повторяется многократно, в разной форме, вплоть до басенно пословичной в сказке для детей «Клад»: «Станете трудиться — будете богаты».

Особое значение придавал поэт росту культуры народа. О «свете науки», без которого трудящимся не дойти до настоящей свободы, Суриков говорил в стихотворении «Пришла желанная свобода...». В «отрывке рассказа» под названием «В захолустье» (напечатан в сборнике «Рассвет»), полемически направленном против недооценки народного просвещения, сельский учитель заявляет: «Я убежден, что отечество наше хочет просвещения, и все домовые <т. е. дикость, суеверия> попрячутся».

Таковы основные мотивы и настроения произведений Сурикова, в общем свойственные ему в течение всего периода его творчества. Несомненно, поэзии Сурикова присуща известная узость идей и тем. Об этом неоднократно говорилось при его жизни. Он и сам понимал обоснованность подобных упреков. В письме Барышеву от 27 июня 1878 года он писал: «Некоторые критики упрекали меня за одно образие мотивов, приписывая это узости моего взгляда. Это величайшая ошибка. Разнообразие мотивов зависит от разнообразия жизни, а не от широты взгляда. Нужно знать те условия, при которых я жил и развивался. Я жил и развивался при крайне однообразных условиях, при крайне однообразной обстановке. Область моих наблюдений была крайне ограниченна, нужда и определенный труд приковывали меня к одной и той же местности и не давали мне возможности набраться новых впечатлений. Возьмите Кольцова и Никитина: однообразие мотивов у них страшное. А почему? Жизнь их была однообразна, а талант у них был, и немалый, против этого и спорить никто не станет». [1]

Здесь Суриков в главном своем утверждении во многом прав. Около десятилетия спустя Г. В. Плеханов разъяснял то обстоятельство, что неразвитость крестьянской жизни, самый ее характер «должен был невыгодно отразиться на характере художественного творчества» тех, кто писал о крестьянстве. [2]

Справедливо апеллирует Суриков в приведенных строках письма к именам Кольцова и Никитина: бесспорно, его поэзия — продолжение их поэтической традиции.

Их многое роднит: герои, особый тематический круг, представляющий крестьянский труд, а также крестьянина и природу; мотивы народного горя, печали и муки; характерный этический пафос— жажда справедливого морального закона. Есть очевидное сходство и в выборе стиховых средств.

Однако нельзя не сказать, что чрезмерное сближение творчества Кольцова, Никитина и Сурикова, относящееся к числу штам пов литературоведения, упрощает историческую истину. Ведь уже Кольцов и Никитин, как известно, поэтические явления, которые во многом существенном различны между собой. То же надо заметить о Никитине и Сурикове. Важны не только различия, так сказать, в результатах — те, что проявляются в строках стихов, — но и особенно различие социальных обстоятельств, условий, стимулов, по буждавших каждого из поэтов к творчеству.