I wish you would just be real with me (СИ)

Понедельник, вторник, среда… Чуть легче. Алкоголь и таблетки больше не кажутся самой подходящей диетой. Это определённо прогресс…

Четверг. Вызов в полицию, дача показаний. Мимолётный взгляд, любовно взращиваемая стена равнодушия взрывается, считаю вдохи, чтобы не сойти с ума. Не помогает. Доползаю до дома, разбиваю о стену телефон, не могу просто удалить номер. Бутылка рома, горькие клубы табачного дыма во всю кухню. Утром обнаруживаю царапины на запястье, порезы на руках… Дурацкая привычка, оставшаяся с тяжёлых отношений ещё в колледже. Самокалечение. Игра на грани, чувство лёгкости, возможности прекратить всё, навсегда. Да и терпеть физическую боль намного легче, чем эмоциональную… Ругаясь на себя и шипя от боли, обрабатываю раны, выкидываю из окна бесполезные уже остатки телефона.

Пятница. Суббота. Втыкаю в уши плеер, включаю рандом и пою, всё подряд, вслух, потому что когда поёшь – можно не думать. Музыка не затихает ни на минуту. Я боюсь оставаться в тишине.

Воскресенье, последний день больничного. Телевизор сообщает, что гений-детектив поймал преступника, замаскировавшего жертву под стиль Убийцы С Числами. Вырываю шнур, розетка с мясом вылетает из стены. Пачка сигарет и два литра апельсинового сока.

Понедельник. Работа. Начальник вызывает и отправляет домой, давая несколько дней административного. Равнодушно пожимаю плечами, он смотрит настороженно, говорит слишком мягко, как с безумцем. Дом. Бардак в квартире, полпачки сигарет, сообщение на автоответчике – явиться в полицию для опознания нападавшего.

Вторник, четыре сигареты на завтрак, несколько таблеток успокоительного. Оно больше не действует, но увлекает сам процесс. Полицейский участок. Я не узнаю в предъявленном мне мужчине тёмный силуэт из переулка. Мужчина не узнаёт меня. Полицейский инспектор не узнаёт меня, затем смотрит со смесью сочувствия и опаски. Подписываю бумаги, выхожу на улицу.

Меня встречает Джон. Коробит от его взгляда, и опять эти мягкие, сочувственные интонации.

- Я в полном порядке, не смотри на меня как на смертельно больную! – сквозь зажатую в зубах сигарету, хлопая по карманам в поисках зажигалки.

- Здесь нельзя курить. – с такой раздражающей милой улыбкой. Вынимаю сигарету изо рта, жду следующей реплики. Не просто же так он меня тут ждал?..

- Хочешь пого…

- Нет.

- Просто объясни мне, что происходит! С тобой, с Ше…

- Нет!!

Ни в чём неповинная сигарета падает на асфальт, рассыпая табак, выпотрошенная судорожно сжавшимися пальцами. Джон молча суёт мне в руки объёмный пакет и уходит. Дома оказывается, что это мои вещи, выстиранные, очевидно, в химчистке. Пакет отправляется в мусорку. Я реву, скорчившись на полу в ванной. Реву впервые за всё это время. Полночи. До полного изнеможения. До судорожных всхлипов. До сухого раздражения в глазах. В первый раз засыпаю без таблеток или алкоголя. Кажется, внутри всё уже перегорело. Тупое оцепенение, блаженная механичность движений. Не думаю. Не чувствую. Чудесно.

Через неделю восстанавливаю сим-карту, отвечаю на звонки. Девчонки с танцев. С работы. Молли. Одно и то же – всё в порядке, случайно разбила, как у тебя, конечно, надо увидеться. Ложь, ложь, ложь. Точнее – общение, это принято называть так. К выходным перестаю замечать настороженность, жалость, преувеличенную мягкость в обращённых на меня взглядах. Чудесно. Я, наконец, научилась притворяться живой.

В начале апреля я уже могу признаться себе, что он мне снится. Почти каждую ночь. В разном контексте. Но каждый раз заставляя проснуться с бешено колотящимся сердцем. Иногда иду на балкон и выкуриваю пару сигарет, глядя в глубокое весеннее небо. Иногда в порыве ярости колочу подушку. Но чаще стараюсь вновь быстрей заснуть, снова увидеть его. Хоть во сне. С утра злюсь на свою слабость, но ночью всё повторяется опять…

Май. Без особого волнения на работе поддерживаю разговоры о таинственном и гениальном детективе, раскрывшем очередное дело. Девчонки восхищаются им. Сплетничают о его личной жизни. Пару раз обнаруживала, что пью кипяток, забыв кинуть в него пакетик с чаем… Я в порядке. Да.

Покупаю газеты с его фотографиями, правда, они мёртвым грузом копятся в углу прихожей. Читать про него, когда одна в квартире… Опасаюсь.

К середине месяца уже с некоторым недоумением вспоминаю глубину собственной эмоциональной катастрофы. Ну подумаешь, не захотел меня мужик. Точнее, захотел, а потом перехотел. Зачем было так убиваться-то? Не последний же в мире мужчина, слава богу…

Очень-очень тихо, где то в самой глубине души раздаётся не последний, а единственный. Сколько пафоса, матерь божья. Да и вообще, слишком тихо. Я не слышу.

Шерлоку было скучно. Основательно так, по-шерлоковски скууууууууууучно. Джон, в состоянии, близком к панике, листал страницы криминальных хроник, безуспешно пытаясь хоть чем-то занять расшалившегося тридцатилетнего ребёнка, пока он не начал развлекать себя сам. Последствия могли быть весьма и весьма плачевными…

- Ограблена картинная галерея! – обнадёженный взгляд поверх газеты, широкая улыбка профессионального рекламного агента.