Похороны кошки. И пьяный белый пес, пытающийся грязными руками поцеловать на прощание свою умершую после тяжелых родов. И подпись черным маркером: “Я никогда не забуду тебя, ‘Рэм”.
Маленький сынишка, хотевший казаться выше. Мрачный старший пес, даже не смотревший в камеру.
– Это и есть ты?
– Да.
– Ты считал меня своей погибшей сестрой?
– Нет.
– Тогда… Ты хотел олицетворить мной ту жизнь, что ты потерял из-за отца?
– Это были приступы.
– А может, это он заставил тебя думать, что именно приступы меняют твою жизнь, а не он?
– Я был мал. Я не смог бы понять.
– Ты считаешь себя взрослым?
– Достаточно, чтобы умереть.
– Ты даже не смог себя убить.
– Обстоятельства.
– Это не было вопросом.
– Это не было ответом.
– Может, хватит разговаривать с сами собой?
– Разве я один?
– Разве ты был одинок?
– У меня появилась ты.
– Ты не сохранил меня.
– Я пытался.
– Не в этом дело.
– Но… Что мне сделать, чтобы убрать эту ношу со своей судьбы? Как мне умереть? Кто сможет это сделать? Ответь мне! Ответь!…
Угасающий свет.
Снова та комната. И нож, нацеленный в шею белого пса. Который был гораздо выше маленького
– Кто ты?.. Что ты… за чудовище?…
Немного назад. Всего один шаг. Другой ракурс. Чужая спина. Окно, в котором виден только огонь, покрывший весь дом. И серый клубок из дыма, заволакивающий комнату. Странные пируэты.
– Я… – маленький черный пес упал. – Я… не хотел, папа! Пожалуйста, проснись! Ты не…
Стена из потускневшего камня.
Белый песок, пляж, спокойный океан, заканчивающийся всего-то через пару сотен тысяч километров. Гогот чаек, плывущая вдали яхта с красными парусами. Исчезла в воде всего за миг. Нарастающий звук рева. Он буквально разрывал барабанные перепонки.
– Тебе здесь приятно?
Два шезлонга. Кайт лежала животом вниз, расстегнув бюстгальтер, чтобы не было следа от него. Гладкая кожа нежного, темно-кремневого оттенка. Уставшее, но довольное личико Кэддисон, закрывшей глаза и получавшей удовольствие. Её хвост почти не дергался.
На втором лежал сам пес. Грязная, потускневшая шерсть, из который вырывали клочья. В руках винтовка Барна. Пояс, на котором висели готовые инъекции для любого противника.
Оружие выпало из рук.
– Разве… мы были здесь?
– Это твое… – милым голосом говорила Кайт, – твое отступление? Затишье перед последним раундом?
– Сколько… времени у меня?.. – растерялся пес.
Кайт перевернулась на спину, поддерживая бюстгальтер, не открывая глаз.
– Ты находишься в этом состоянии уже три дня. Неизвестно, что творится там, – она подняла руку и постучала по синему небу, с характерным звуком. – Так что твой монстр не даст тебе расслабится.
– Когда нибудь меня убьют. – с улыбкой говорил Саб, срывая пояс и направляясь в воду, чтобы смыть с себя остатки крови и других субстанций. – И мы встретимся.
– Нет, не встретимся. – обозлилась Кэддисон, поднимаясь с шезлонга.
Саб со всей силы ударился о стекло. Стало очень холодно и зябко.
Стеклянный куб. Мощная лампа наверху, синяя лента, символизирующая собой тот самый океан. И песок, странно белый. Как мука. Оказалось, что пес уходит вниз, сквозь песок.
– Почему нет?! – закричал Саб.
– Монстр не позволит тебе умереть просто так! Даже после приступа ты не сможешь найти в себе силы совершить суицид! – она кричала и махала руками. Бюстгальтер упал вниз. Но за ним была лишь прозрачная туба и каменное сердце. Не бившееся. Кайт поняла, куда направлен взгляд пса. Но не обратила внимания. Её голос прогремел и разбил стеклянный куб.
Все закрутилось в воронке, эпицентром которой был сам пес.
Исчезло.
Блеклая пустота. Вода, стекающая вниз, по серым рукам, в точности повторяя линии выступающих артерий. Заунывная скрипка, играющая сама по себе. Дергала за тонки нити душу, разогревая всепожирающих злобу и ярость.
Пес снова очнулся там же.
Горящий дом, откуда его вынесли соседи. Они даже не пытались тушить дом. Некому было тушить. В тот день, весь город на побережье был покрыт зыбленным туманом. Вчера по всем улицам прошли отряды карателей. Никого не удивил ребенок, на руках которого застыла кровь убитого отца.
– Эх, вот ведь!.. – кто-то сказал из толпы. – Бедолага Сизайт. Сначала дочку, потом жену… А вот и самого замочили. Чертовы КСРН! – он пнул близлежащий камень. Мобианцы закивали головой. Кто-то начал говорить о том, что скоро снова прибудет ещё один отряд карателей. И что снова полетят головы неугодных. И было бы неплохо затушить домишко, пока огонь не перешёл на другие здания.
Какой-то немощный старик попросил воды, но ему в грубой форме отказали. Где-то сади заплакал ребенок, и начался обычный галдеж, но толпа постепенно расходилась.
– Ничего, все уже прошло, Сэйбик, все уже позади. – пожилой скунс присел на корточки и погладил малого пса по голове. – Будешь жить у меня. В соседях у нас семья Флоур. Будешь играть с Тмаей, Рением. Понянчишь Розу. Скоро позабудешь ты это горе…
– Все будет хорошо, да, дядя Олсен? – прозвенел сиплый голос Сэйба.
– Да… Все будет хорошо. Пошли отсюда…
Все краски мира смешались и поменяли свой оттенок.
На осколках фото из разбитых рамок распустились черные цветы.
– Это был твой первый приступ?
– Да.
– Ты любил отца?