– Да. Она пьёт его с травами… как англичане. Ну, а сегодня, конечно, – гости… Напекли пирогов с утра. Отнесла ей пирожных и жареного цыплёнка. Надо спешить, Нарен! – заволновалась девушка. – Мне неудобно, гости… уже проснулись.
– И каждый из них вас любит и хочет заполучить для себя?
– Но это же невозможно, – улыбнулась девушка.
– Почему?
– Невозможно, наверное… – она продолжала улыбаться.
– Разве можно получить солнце?! Да? Оно для всех! В этом, наверное, суть искусства – оно даёт нам всем красоту. Красоту – для всех, и для всех – ощущение любви.
– Вы – философ!
– А я думаю, вы намеренно оттягиваете свой выбор. Зная, что в вашем роду женщины умирают в родах…
– Вы ещё и врач!
– Мой учитель не был врачом, но к нему шли и излечивались…
– Вы правы! И я сегодня свой выбор сделаю, тянуть не стоит! Сделаю ради них, ведь каждый из них надеется и ждёт… напрасно.
– И кто же из них ваш избранник?… – Нарен представил мысленно всех гостей, они были такие разные…
– Да всё равно! Кто угодно!
– Нет, я хотел сказать… кого вы любите – одного?
– Я их всех люблю! Господи, вы удивлены?! Но это правда! Разве бы я позволила им приехать? Я была влюблена в каждого из них в своё время и знаю всех долгие годы, кого-то с детства, кого-то встретила совсем недавно…И продолжаю любить.
Нарен только качал головой и не мог оторвать от неё взгляда… Вдруг он подумал: «Она права… Как ей быть? Здесь ошибка в планах Творца, он не так устроил наш мир… Если… все они её любят и достойны этой любви, а она выберет одного – справедливо ли это по отношению к другим?»
– И вы… всех действительно любите?
Пани Зося невесело рассмеялась:
– Вы по-прежнему мне не верите? А как же заповедь о всеобщей любви к людям?
«Но это… совсем другое!» – хотел сказать Вишидананда, но слова не смогли вырваться из груди, потому что он понял: «Нет, не другое…Это он хотел сказать ей сейчас ложь!» И он вспомнил суровую местность в Тибете, где трудно выжить, и где совсем недавно в нелёгкий момент его странствий его спасла, приютив у себя, одна семья. Семь братьев имели одну жену, и каждый из них удивлялся иным порядкам, им казалось безнравственным и эгоистичным желание иметь жену только для себя!
– О всеобщей любви говорил не только ваш учитель, Нарен! Это, пожалуй, лучшее, что есть у Достоевского, и в христианстве оно тоже есть! Я в детстве часто задумывалась, как можно любить всех людей? Всех… Признайтесь, что понять это нелегко. Весьма непросто! Но в отношении детей – тут, пожалуй, легче, потому что детей можно любить всех. Только, знаете… – Она несколько секунд молчала. – У меня бывает такое мучительное чувство, оно именно мучительно, как болезнь… Вдруг, глядя на крестьянских детей, испытываешь острую жалость к какому-нибудь мальчишке, который играет вместе с другими, гоняет мяч, как все, или сидит за партой – до того острое чувство, что его трудно перенести! А в последнее время оно появляется всё чаще. Дети, деревенские дети вызывают острую жалость, как будто их ждёт какая-то страшная судьба.
– Ваш брат вызывает такое чувство?
– Нет… Я просто люблю Петю! Вы думаете… это предвидение? Можно ли будущее предвидеть?! Как обернётся у каждого судьба?
«Можно ли будущее изменить!? – вздрогнул Нарен. Вот что было для него сейчас важно. – Можно ли, если уже знаешь!» Он знал всё, что будет с ним после, он увидел это в одно мгновение, тогда, стоя рядом с ней на кочке…. Только, вдруг, это было наваждением? Поэтому он сказал:
– Зося, я тоже вас люблю! Я думаю, вам нужно поехать со мной в Америку. Я еду туда, чтобы рассказать миру про страдания моей родины, ей нужна свобода. Я думаю, надо поехать вам. Там развивается правильное общество, и люди там свободны от предрассудков, там медицина, там наука. Там женщины не умирают в родах. Им делают операции и переливают кровь.
– Я думаю, – ответила она просто, – я тоже вас люблю! Быть может, я смогла бы стать спутницей в вашем путешествии, думаю, такая спутница вам бы подошла. Но вам не нужна спутница, обременённая семьёй! А я не смогу бросить папу и брата! Они без меня пропадут, Нарен! Я хочу поблагодарить вас за подарок! – Она смотрела на него своими сияющими глазами, и они говорили больше, чем слова; прекрасней мгновения он не помнил. – Как вас благодарить?
Нарен проглотил комок в горле и покачал головой – он вдруг снова увидел всё, что с ним будет… Поэтому он сказал:
– Просто пожелайте мне…
– Чего?
– Индия… Индии… нужна свобода!
– Может быть, вы её и добьётесь!.. Что бы там ни говорили, а миром движет любовь.
Девушка быстро подошла к молодому человеку, тот трепетно склонился к её лицу, и она его поцеловала.
Поцелуй длился долго, и старик в лохмотьях, который смотрел из леса, вдруг поднял руку, стиснутую в кулак, и с досадой рубанул по воздуху, словно саблей. Он дёрнул себя за бороду, и борода полетела в траву. Он сорвал с головы седой парик, потом выплюнул что-то изо рта – и оказалось, что он молод и красив. Ему было не более сорока, или гораздо меньше того. Он был строен, черноволос, с тонкими усиками под гримом и лёгкой сединой на висках.