Стыдись! Расправь нахмуренные бровиИ грозных взглядов не кидай, не раньСупруга своего и властелина:Гнев губит красоту, как ниву – град;Как вихрь, он славу добрую развеет,И ничего приятного в нем нет.Сердитая жена – источник мутный,Противный, засоренный, безобразный;Им каждый погнушается; никто,Как бы ни жаждал, капли не проглотит.Муж – это господин твой, жизнь, защитник,Глава и повелитель; о тебеПечется он, трудам тяжелым телоНа суше и на море подвергая.Он в стужу днем и в бурю ночью бдит,Пока в тепле ты почиваешь дома,И просит дани от тебя одной:Любви, приветливости, послушанья –Уплаты малой за огромный долг.Обязанности подданных к монархуИ жен к мужьям их – сходны меж собой.И та, что своенравна и сварливаИ честной воле мужа не покорна, –Кто, как не дерзостный бунтарь, она,Изменник любящему господину?На вашу глупость стыдно мне смотреть:Вы там воюете, где вы должны быМолить о мире, преклонив колени;Повелевать, главенствовать хотите,Хоть долг ваш – покоряться и любить!Как слабо, нежно, мягко наше тело,Негодно для трудов и для борьбы, –Так, с ним в согласье, разве не должныСердца и чувства наши быть нежны?Строптивые, бессильные вы черви!И я была заносчива, как вы,И вспыльчива; я резко отвечалаНа слово словом, выпадом на выпад.Теперь же вижу я, что наши копья –Соломинки: так силы наши слабы.С чем нашу слабость я сравнить могла бы?Чем кажемся сильней, тем мы слабей.Нет в гневе пользы нам; к ногам мужейСклонитесь, жены; пред своим готоваЯ долг исполнить, лишь скажи он слово.(V, 2)Тон этой речи на удивление неясен. Сломлена ли героиня? Покорена, принижена, смирилась ли с подчиненной ролью? Кажется, ее слова о бесконечной женской слабости предполагают именно такое прочтение. Однако сам факт, что Катарине отведен непрерывный монолог из сорока пяти строк – во много раз длиннее всех остальных реплик в пьесе, – противоречит этой трактовке. Может быть, она заранее приготовила и отрепетировала речь о патриархальных ценностях и теперь декламирует ее с немалой долей сарказма? О чем говорят появившиеся под конец рифмы: слабы – могла бы, слабей – мужей, готова – лишь слово? О чеканной стройности ее новой картины мира или о том, что тирада давно заучена и отскакивает от зубов? Катарина так долго и упорно обличает собственный пол, что бесконечные повторы, возможно, придают ее речам ироническую окраску, опровергая видимый смысл. А уж называть женщин «строптивыми, бессильными червями» – не есть ли это явный и намеренный перебор? Может, она сговорилась с Петруччо, чтобы выиграть пари? Они не обменивались репликами с предыдущего акта, и мы не можем узнать, подстроено ли это выступление Катарины, и если да, то когда и как. Или Катарина в самом деле обучилась примерному поведению и раскаялась в прежних неблаговидных поступках? Вроде бы именно об этом она говорит, когда перечисляет обязанности женщин по отношению к мужьям. Или ее дух окончательно повержен?